• Жанр: поэзия

  • Язык: русский

  • Страниц: 4

ИСХОД

Бабушке моей и
Эрнсту Неизвестному
посвящается


Сорок третий, декабрь, и давно уж война
Гонит в логово бешеных немцев.
А калмыков в Сибирь отправляет страна,
Спецназвание: «переселенцы».

Стихотворения

ИСХОД

Бабушке моей и
Эрнсту Неизвестному
посвящается


Сорок третий, декабрь, и давно уж война
Гонит в логово бешеных немцев.
А калмыков в Сибирь отправляет страна,
Спецназвание: «переселенцы».
Ярость тысячи глаз, вопрошает народ:
По какому, какому же праву?
А в ответ только ветер поземку несет,
Да скотина бредет за составом.
В опустевших дворах вой бездомных собак,
Их пристрелят: станут как волки.
Впереди неизвестности каменный мрак,
Комендант, лагеря, самоволки.
Их на станциях встретит молчаливый конвой,
«Людоедов», «изменников» этих,
Хмурый пред сельсовета поведет на постой,
А изменники — бабы да дети.
Да еще старики,
Те, что вынесли путь, не замерзли
в холодных вагонах,
Да войны инвалиды — фронтовики
Без погон, в гимнастерках зеленых.
Безымянных могил не считали тогда
И поминок в пути не справляли,
Их сегодня считают, стучат поезда
Транссибирской стальной магистрали.
Стук замерзших сердец
В холодной теплушке.
В горячке, в бреду мой юный отец
На единственной их подушке.
По бабушкиной щеке катится слеза:
Ее сын — мой отец бредит,
С губ молитва, и молят бога глаза,
Но колеса стучат: «Не доедет».
Слезу, катившуюся по бабушкиному лицу,
Увидел все-таки Бог,
Не дал умереть моему отцу
И рожденье мое предрек.
Я с Родины еду в генах отца
Без сознанья, в бреду, с криком,
Чтоб на братьев своих непохожим с лица
Уродиться от русской калмыком,
Я сегодня пойду на известный курган
Помолиться и вспомнить дорогу.
Господин Неизвестный, я Ваш верный слуга,
А Вы там, высоко, рядом с Богом.
Так смогли Вы проникнуться болью чужой,
Не могу передать словами,
Что мне кажется. Вы уж простите, родной,
Что Вы ехали в ссылку с нами.
В Широклаге, землю терзая киркой,
Разве Вы не стояли рядом
С тем калмыком, покрывшимся сединой,
Но не сдавшимся под Сталинградом.
Да, конечно, Вы были с нами тогда,
С нами вместе, о чем говорить,
А иначе бы Вам никогда, никогда
Этот памятник не сотворить.
Но в один Ваш секрет я проникнуть не смог,
Как ни думал, как ни гадал.
Каким образом боль и печаль тех дорог
Переплавить смогли Вы в металл?
В моем сердце бабушки жалость —
Она плача за сына просит,
А сама в Сибири осталась
На печальном холодном погосте.
Ваша светлость, Светлая Память.
Вы недаром даны творцом,
Это было, конечно, не с нами, —
С нашим дедом, с нашим отцом.
Но когда, обласканный Богом,
Я начну забывать беду, —
Помолиться и вспомнить дорогу
Я детей на курган приведу.

КОНЬ, МОЙ И МОЕГО ДЕДА

Вороной у меня был в детстве.
Мне о нем рассказывал дед.
Я мечтал о нем, как о наследстве,
А сейчас его нет.
Я бессмертными их считал,
Деда и своего иноходца,
И, взнуздав вороного, во сне скакал
По степи, догоняя солнце.
Мы прожили в Сибири тринадцать лет,
Иноходец нас не дождался,
Они умерли оба — и конь, и дел,
Я один из троих остался.
Но мой милый скакун
В небесах верен мне,
И лишь только усну —
Под окном бьет копытом.
Нет, не зря я скакал по ночам на коне,
Наша дружба им не забыта.
Я к нему выхожу и хлебом кормлю,
И летим мы в обнимку к деду.
Я сейчас расскажу,
Как его я люблю,
И о бедах своих поведаю.
Я считал вас бессмертными — конь и дед.
Слов стеснялся и нежных ласк,
Вы побудьте со мной еще несколько лет,
Мне так плохо нынче без вас.

* * *

В моем сердце живет Евро-Азия,
Тихий Дон и седой Керулен.
Синеокая и черноглазая
Мою душу забрали в плен.
По ночам, улетая в прошедшее,
Я гоню табуны по степям.
Вот я в первых рядах нашествия,
Что предпринял Великий Каган.
Но два Бога, два духа, два джинна
Поселились навек во мне.
Собирает Рязань дружину —
И я в крепости, на стене.
Топот конницы ближе, громче,
Стук копыт и запах седла.
Я смотрю себе очи в очи,
В сердце бьет мне моя стрела.
Обнимаю девчонку русую,
Но раскосый пронзил меня взгляд.
Я узнал его и почувствовал,
Как любил семь веков назад.
Для того чтоб меня не сглазили,
Я пою эту песню — крик:
Я люблю тебя, Евро-Азия —
Мой единственный материк.

ЛИЦЕДЕИ

Гаснут прожекторы.
В сумраке сцены,
Только что бурей оваций пронзенной,
Ходят актеры неслышно, как тени,
С вечным вопросом в глазах удивленных.
В тесной гримерке сидят лицедеи,
Гуще и гуще дым их сигарет,
Локоть к локтю, добряки и злодеи –
Лихо закручен в спектакле сюжет.
Прожита жизнь за вечер, и тайны
Не существует, окончился бал.
Так почему же в глазах их печальных
Страсти бушуют, как будто финал
Вдруг повторится, лишь третий звонок
Вновь позовет их ступить под софиты.
Действо продолжится, снова порок
Будет наказан, злодеи побиты…
Зритель довольный выходит из зала,
Чувств и эмоций набравшийся впрок.
А лицедей в закулисье усталый
Все ожидает свой третий звонок.

* * *

В небесах, прозрачных как вода,
В сумрачном галактик далеке
Со звездою говорит звезда
На лишь им понятном языке.
И под облаками птичьи стаи,
Улетая в дальние края,
Свой прощальный клекот посылают:
«До свиданья, милая земля».
На земле для меньших наших братьев.
Тех, кому летать не суждено,
Звуки есть любви и рык проклятья,
Понимать друг друга им дано.
Мне во сне приходит день вчерашний —
Надвигается из прошлых лет
Строгий абрис Вавилонской башни,
На ухо шепча: «Донт андестенд».
Бедное разумнейшее племя,
Есть у нас язык, глаза и жест,
Но несовпадение во времени
И в пространстве мы несем, как крест.
Как любовью, тешимся гордыней,
Не осознавая для себя —
От непониманья чувства стынут
И «не разлучаются любя».
Сможем мы, друг друга разумея,
Наплевать на деньги и на власть.
Испытать восторг грехопаденья,
И очиститься, и вновь упасть…
Но несовпадение в пространстве
И во времени, как крест, несем,
Будто в Вавилонском государстве,
Люди, мы по-прежнему живем.