Проекты

НЕХОРОШИЕ СЛОВА

Аис мечтал о коньках еще тогда, когда жил далеко от Калмыкии. Местом жительства для семьи спецпереселенцев был определён город Омск, там и приобрёл свои первые жизненные опыты юный сибиряк. Большие ребята в Омске целыми днями пропадали на катке. Аис был мал, но ему обещали. Обещали купить коньки, когда немного подрастет. Обещали и … купили!!! Подарили в день рождения, в семь лет. Сколько подарков было в этот день… Ранец, новенькая школьная форма — синяя гимнастёрка под ремень, фуражка с кокардой совсем как у солдат. Всё это можно было одеть на себя, несмотря на немного большеватый рост (не на один же год покупается), воображать себя бывалым солдатом, повоевавшим и повидавшим. Но коньки — новенькие «снегурки» — летом опробовать невозможно. Возможно лишь любоваться ими, поглаживая их матовую поверхность, выдвигать и задвигать задники, которыми коньки подгоняются под размер обуви, и мечтать, мечтать о зиме. В детстве время как бы растягивается, и дни ожидания кажутся очень длинными, но долгожданный день настал. Добрая весть — речка замёрзла. Лёд встал! Лёд держит! Дед крепко-накрепко затянул коньки на новых аискиных валенках.

«Новенькие валеночки! Новенькие коньки!» — восторженно стучит аискино сердце.

Коньки, притянутые к валенкам, можно было снять только вместе с валенками, но, если бы в тот момент кто-нибудь попытался бы это сделать, Аис отдал бы их только вместе с ногами. Он пошёл на речку один, решив в укромном местечке сначала поучиться кататься, а потом, потом он будет всех удивлять своим виртуозным умением.

Мороз, солнце! Ах, как скрипит под ногами упругий снежок: « Хр-р, скр-р…хр-р, скр-р».Ах, как слепит глаза зимнее солнышко, приходится зажмуриваться и опускать взор, но ярко-белый снег тоже слепит. Сердце стучит в груди от восторга и заставляет ускорять шаг. А вот перейти на бег не дают привязанные к валенкам коньки, которые проваливаются в снег. Аис немного устал и пыхтит себе под нос: «Ле- вой, пра- вой, ле- вой, пра- вой. Ти — ше е — дешь, даль — ше бу- дешь».

А вот и речка, голубой прозрачный лёд, сквозь него видны зелёные водоросли причудливой формы, кажется, что это растения с другой планеты… Аис смело ступил на лёд, шаг… ещё шаг. Вдруг лёд помчался на него с такой скоростью, что он не успел даже вытянуть руки вперёд, чтобы защититься. Бэмц! Аис припечатался лбом к голубому льду, во рту стало солоно, красные капли заблестели на голубом.

— Кровь солёная, — подумал Аис, — учиться нужно осторожней.

Поднимаясь на колени, он оглянулся по сторонам. Не видел ли кто-нибудь его падения? Слава богу, нет.

— Сейчас быстренько научусь кататься, тогда и смотрите,- думал Аис.- С коленок на ноги, тихонько оттолкнёмся правой…

Вдруг небо, коварные облака стремительно полетели прочь от него. Бэмц! — Ударился Аис затылком о лёд. Шапка, добрая ушанка, завязанная тесемочками на подбородке, смягчила удар. В глазах у мальчишки потемнело, а противные облака закружились в хороводе, что-то напевая. Аис перевернулся на бок, а потом, уже стоя на четвереньках, сказал эти слова, зло, сплюнув кровью на предательский лёд. И, почувствовав от слов и от злости прилив сил, одним броском преодолел недружественное пространство и оказался на берегу.

Он слышал эти слова от взрослых дядек, чувствовал идущую от них сердитую энергию, но не совсем понимал. Поэтому спросил однажды у матери, что они означают.

— Это нехорошие слова, сынок, не слушай их и не говори.

— Почему не говорить?

— Во рту вырастут грибы.

Аис медленно, по-стариковски шаркая ногами, плёлся домой.Ш- ш- к… ш- ш- к… — шуршали коньки под снегом. Голова кружилась, карьера конькобежца накрылась медным тазом, нос и губы в крови, да ещё и сказанул лишнего — невесёлый путь, невесёлые думки. Вдруг навстречу ватага знакомых старших ребят. Этого только не хватало. Аис торопливо утёр варежкой нос. Но от них ничего не укрылось.

— Ты чего, шкет? Разбился? Да — а — а. Ну и чудак, кто ж на снегурках по льду катается, они ведь лёд не режут, для льда другие коньки.

«Не смеются, значит нечего стыдиться,- улыбнулся про себя Аис, — никто бы не сумел на снегурках по льду».

На душе стало светлее.

Придя домой, Аис, едва стащив валенки, бросился к зеркалу и, широко раскрыв рот, тщательно его обследовал. Потом ощупал языком нёбо и дёсны. Грибов пока не было. Болела голова, тошнило и хотелось прилечь. Аис заснул, во сне облака в обнимку с водорослями, хохоча, плясали вокруг него. Тем не менее, утром мальчуган проснулся здоровым. Всё в порядке, если бы не одно но.… Вскочив, Аис стремглав подбежал к зеркалу и, оттянув руками губы, повторил вчерашнюю процедуру. Прекрасный розовый рот, замечательный язык, чудесные разбитые чёрные губы. Пронесло!

— Никогда больше не буду говорить эти дурацкие слова, — подумал счастливый Аис…

Он сдержал своё слово: никогда больше не употреблял бранную речь, ну почти никогда. И, видимо, поэтому за всю жизнь у него не выросло во рту ни одного гриба, ни подосиновика, ни подберёзовика, ни мухомора.

КАК АИС БРОСИЛ КУРИТЬ

«Как повзрослеем, сразу начнём курить»,- так договорился Аис со своим приятелем. «Договор дороже денег» — такая поговорка бытовала в ребячьей компании. И это железное правило- обязательно выполнять договор — наполняло ребят, успевших прочесть кое- что из Марка Твена и Джерома, гордостью, позволяя ощущать себя в душе, несмотря на убогость застиранных штанишек, если не лордами, то, во всяком случае, джентльменами.

— Пора,- сказал однажды приятель,- нам уже по девять лет, куда уж дальше тянуть…

Необходимость исполнять договор привела двух босоногих «джентльменов» к дверям магазина, на которых красовалась гордая вывеска «СЕЛЬПО». Войдя в магазин, друзья сразу же прильнули к витрине, где были выставлены табачные изделия. Сжимая в кулаках мятые рубли, они елозили носами по стеклу, выбирая себе сорт курева на всю оставшуюся жизнь. Однако, ограниченные финансовые возможности позволяли им остановить свой выбор лишь на двух названиях — «Север» и «Прибой» (ядрёные папиросы для настоящих мужчин). Они перешёптывались, натирая носами витрину до блеска. Именно эта возможность, возможность сделать выбор, порой мешает нам совершить поступок. И неизвестно, приняли бы друзья, в конце концов, решение в тот день, если бы не вопросительно протяжный зевок в полный рот с придыханием продавщицы, сквозь дрёму наблюдавшей за пацанами. Поступок совершился.

— Пачку «Севера».

-И спички.

Мятые рубли упали на прилавок, потом на их место шлёпнулась пачка папирос. Деньги превратились в товар, и выбора, теперь уже, не было.

«Джентльмены» отправились на поиски укромного местечка за посёлком, а продавщица смогла с чистой совестью задремать. Приятели устроились в камышах на берегу речки, здесь им никто не мог помешать.

— Будем сначала учиться затягиваться, потом пускать дым через нос, потом делать кольца,- приятель Аиса хорошо подготовился к началу новой, взрослой жизни и теперь инструктировал друга.

Вопреки ожиданиям, едкий горький дым не приносил удовольствия, напротив, он доставил массу неприятных ощущений — кашель, в котором зашлись приятели уже на первой папиросе, и рвота уже на третьей.

— Передохнём,- сказал друг,- искупаемся, потом опять. Пачку нужно докурить.

Беда была в том, что папиросу нужно было всё время раскуривать, без этого она гасла. Пачке, казалось, не было конца. И когда он, наконец, наступил, два красноглазых, с зеленовато-чахоточным румянцем на щеках, человечка облегчённо вздохнули. Напившись речной воды и ещё немного порыгав, друзья поплелись по домам.

— В следующий раз купим «Казбек»,- прервал молчание аискин друг,- они лучше, вот только денег подкопим.

«Казбек», со скачущим на фоне гор джигитом, очень красивая пачка. Но Аис уже исполнил договор.

— Я это… больше не буду курить. Не хочу.

— Ты что, всю жизнь хочешь маленьким быть?

— Почему, вырасту, а курить не буду.

— А договор? — В глазах друга стоял укор, мало того, он, кажется, готов был вычеркнуть Аиса из высокой когорты джентльменов.

Но Аис тоже был не лыком шит. Он ответил гордо и учтиво, как и подобает джентльмену:

— Договор я выполнил, курить начал, а теперь бросаю.

Сэмюэл Клеменс, известный многим как Марк Твен, говорил: «Нет ничего проще, чем бросить курить, я лично бросал раз сто».

Аис бросил курить в первый раз.

ЖИЗНЬ — ШТУКА ТРУДНАЯ

В этот день Аис вернулся домой поздно, когда ласковый тихий летний вечер плавно вырастал в ночь, а яркие крупные звёзды в небе сулили впереди много счастливых дней. Еще бы — каникулы только начались, денёк был прожит чудесно. С утра была замечательная рыбалочка, краснопёрка клевала так, словно цель жизни этих рыбёшек заключалась в том, чтобы попасть на крючок к Аису. Да что краснопёрка, на кукане в воде, лениво шевеля хвостами, красовались два чудных сазана (!). Дома была уха из пойманной рыбы. Нет ничего вкусней, чем такая уха.

Как только строения и деревья, отбрасывающие днём строгие контрастные тени от солнца, сменили их на пастельные, сумрачные, расплывчатые тени от луны, Аис выбежал во двор, где ребятишки собирались в условленном месте для игры в прятки. Жаль, что сегодня мальчишки-девчонки не играют в прятки, игра-то забавная.

«На золотом крыльце сидели

Царь, Царевич.

Король, Королевич,

Сапожник, портной.

Кто ты будешь такой?

Говори поскорей,

Не задерживай добрых и честных людей».

Тараторит считалку ведущая, она определяет, кому голить, а кому прятаться. «Голя» становится лицом к стене, а остальные ребята, тем временем, врассыпную — прятаться. Уткнувшись лицом в стену, « Голя» громко оглашает правила, по которым намерен играть: «Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать». Он сейчас пойдёт искать спрятавшихся ребят и, обнаружив кого — нибудь, должен подбежать к стене, у которой только что стоял, и, стукнув по ней, сказать: «Тук — тук». А потом назвать имя найденного им участника игры.

— Последняя курица — жмурится, — продолжает «Голя», и это означает, что «Голей» в следующий раз будет тот, кого «застукали» последним.

— Кто не спрятался, я не виноват, — эти слова «Голя» говорит, чтобы обезопасить себя от «жилды». Жилдой ребята называли различные споры и отговорки — несправедливые и необъективные. К слову сказать, «жилдить» умеют и взрослые, и дети. Но дети, в отличие от взрослых, умеют пресекать «жилду». «Жилда на правду выйдет», — говорят они в таких случаях.

Царевич с портным нашли совершенно замечательный укромный уголок в сарайчике, дверь которого обычно была закрыта. Но в этот вечер её почему-то забыли закрыть. Возможно, так распорядился лукавый летний вечер, присвоив себе стрелы Амура. Ведь царевичем был Аис, а портной… Портным была Ольга — девчонка с соседней улицы, которая нравилась Аису. Они сидели в сарайчике, прижавшись друг к другу, и хихикали, наблюдая в щелочку за ходом игры. Когда «Голя» далеко покидал своё место, ребята подбегали к стенке и со словами: «Тук — тук, за себя» стучали по ней. «Голя» для них теперь был не опасен. Адреналина в кровь царевича и портного прибавляло то, что иногда «Голя» подходил совсем близко. Тогда они, затаив дыхание, зажимали друг другу рты, чтобы случайно не рассмеяться. Убежище было неуязвимо, никому не приходило в голову, что сарайчик может быть не заперт. Даже замочек болтался на петельке, но только на одной, и в сумерках этого не было видно. В конце концов, терпение потерял не только «Голя», но и все остальные участники игры. Их стали искать все вместе, громко выкрикивая имена. Ощутив неловкость положения, портной и царевич, несколько смущённые, вышли из убежища.

— Что это вы там делали? — задала вопрос беззубая дотошная девчонка, ехидно прищурив глаза, словно намекая на недопустимость альянса между портным и царевичем.

— Тили — тили тесто, жених и невеста, — подхватил кто-то.

Это было серьёзное обвинение, способное значительно усложнить жизнь и царевичу, и портному.

— Ну и что, — тихо, но с вызовом произнесла Ольга.

Воцарившуюся тишину нарушила ведущая, она была постарше, а это обязывало быть мудрей.

— А сейчас давайте рассказывать страшные истории.

Инцидент был исчерпан, иначе быть не могло, ведь наступило время страшных историй…

«В одном чёрном-пречёрном доме была чёрная-пречёрная комната. В этой чёрной-пречёрной комнате стоял чёрный-пречёрный стол. На этом чёрном столе-е-е лежал чёрный-пречёрный… гроб!!!»

И так далее.… Невзирая на социальный статус, тесно прижавшись друг к другу, слушали страшные истории царь и сапожник, король и портной. По накалу эмоций фильмы ужасов тут отдыхают. Наслушавшись страшных историй, ребята что есть духу бегут по домам.

Аис хотел тихонько, никого не разбудив, прокрасться к кровати. Но дома горит свет: мать не спит, складывает какие-то вещи, перевязывает верёвками коробки, не обращая внимания на Аиса. В комнатах всё как-то переменилось. Будь Аис повзрослей, он бы оценил это так — исчез уют.

— Переезжаем, сынок, — взглянув на Аиса, сказала мать.

— Куда? — Аис не поверил своим ушам.

— В город, будем жить в Элисте.

Как хорошо начался день, каким прекрасным был вечер. Неужели всё закончилось?

— Я не поеду.

— Ты не понял, сынок. Мы все уезжаем — и я, и папа, и ты, и сестрёнка. Все.

— Я никуда не поеду.

— Как?

— Здесь останусь.

— Один!?

— Один.

— О, горе мое. А кушать ты что будешь?

— А рыба?! — голос Аиса становился твёрже, уверенность его росла.

— А хлеб, сахар, чай, это ж покупать надо.

— Работать пойду, — Аис подумал о том, что школу, видимо, придётся бросить….

«Не будешь учиться — всю жизнь будешь грузчиком работать», — часто говорили ему родители. Аис не готовил себя в грузчики, но… тяжёлые жизненные обстоятельства сами определили его дальнейшую судьбу. Из разговоров тех же родителей Аис знал, что где-то неподалёку обитают грузчики, люди малоуважаемые, но очень много зарабатывающие. Непонятные слова  «сдельно», «прогрессивка», звучащие из уст родителей, вслед за названием профессии «грузчик» навевали Аису мысли о самодостаточности этих людей.

— О боже! Да кто тебя возьмёт на работу? Ты ведь ещё ничего не умеешь. Хоть бы школу закончил.

— В грузчики пойду.

— В грузчики! Там сила нужна.

— Я сильный. Не курю. Пока все курят, буду таскать и таскать.

— Ну что ты будешь делать? — Мать не находила слов. Она подозревала, что Аис будет против переезда, но чтобы настолько…. Конечно, она могла прикрикнуть на упрямого мальчишку и прекратить разговор, но ей было жаль бедолагу. Она хотела решить всё мирно, поэтому приводила всё новые и новые аргументы.

— А жить ты где будешь?

— Как где?- Глаза Аиса округлились. — Здесь, дома.

— Папе дали эту квартиру на работе. Мы уедем — дом государство заберёт.

Какой удар испытал Аис со стороны государства! Но пути назад уже нет.

— Строиться буду….- Аис видел, как загорелые жилистые мужики собирали камышитовые дома быстро, зло и одновременно весело. Они раскладывали плиты из камыша, в которых уже были проёмы для дверей и окон по периметру фундамента, потом быстро и ловко поднимали стены. Одновременно, разом: «Оп — ля» — и каркас дома стоит (может быть, будущие его друзья- грузчики помогут ему?).

— Беда моя! Кто тебе будет готовить, стирать, гладить?

— Женюсь, — голос Аиса осёкся: вспомнив об Ольге, он стал размышлять почему-то о том, умеет ли она стирать и готовить.

Теперь округлились глаза матери. Она потеряла дар речи. Начав с десятилетним сыном этот шутливо-серьёзный разговор, она уже не могла перевести его в другое русло.

— Ну всё, — сказала она, отвернувшись…

Аис прилёг на кровать в одежде. «Не разрешат», — подумал он. Лежа, уткнувшись носом в стенку, он услышал, как пришёл отец, который громко разговаривал с матерью.

— Отец, а сынок наш не едет с нами. Идёт работать грузчиком, жениться решил.

— Ну, раз так, значит так. Он уже большой. Пусть всю жизнь грузчиком работает, — громко сказал отец, обращаясь к матери, но при этом зачем-то заглянув в аискину комнату.

Аис, не мигая, смотрел в стену, в голове его крутилась фраза, подслушанная у взрослых: «От сумы, да от тюрьмы не зарекайся». Груз тяжёлых взрослых забот навалился на него: где же искать этих грузчиков? А вдруг они не примут? А не разрешит ли государство пожить пока в кладовке, или на веранде? И опять: где искать это государство? Одновременно, вспоминая Ольгу, он по взрослому понимал, что непродолжительное рандеву не может служить основанием для сватовства.

«Никому я не нужен, — думал Аис, — как легко родители согласились оставить меня. Вот т-а-а-к…. Где же всё-таки искать этих грузчиков? А может, передумать и поехать? А как сказать, что передумал? Интересно, эти грузчики не очень злые?»

Мысли Аиса путались, в горле стоял ком, а на сердце лежал камень. Но в глазах не было слёз, ведь детство закончилось. Взрослые от таких переживаний седеют.

Вдруг Аис почувствовал, что на его подушку прилегла мамина голова, а мягкая её рука обняла его.

— Сыночек, конечно, ты будешь здесь жить… потом. А сейчас поехали с нами. Не понравится, мы сразу отправим тебя назад, живи, как хочешь.

— А речка там есть?

— Есть сынок, есть. Я сама не хочу переезжать. Если нам там не понравится, вернёмся вместе. Хорошо?

«А жизнь-то налаживается», — подумал, засыпая Аис, и сглотнул солёную слезу.