• Жанр: проза

  • Язык: русский

  • Страниц: 3

Саид Бадуев – основоположник новой чеченской литературы, художник-гуманист, прожил короткую, но яркую, наполненную творческим поиском, жизнь. Неизвестна точная дата его рождения: по одним источникам это 1903 год, по другим – 1904. По-разному приводили в разных публикациях советского периода и год его смерти: 1937 год, в других – 1943. Как бы ни были противоречивы эти сведения, достоверно одно: в конце 1937 года Саид Бадуев вынужден был прекратить свою творческую деятельность.

В Чеченском государственном педагогическом институте с 22 по 24 апреля состоялась Всероссийская научно-практическая конференция «Актуальные проблемы северокавказских литератур в контексте общероссийского литературного процесса: перспективы развития на рубеже XX-XXI веков», посвященная памяти чеченского писателя Саида Бадуева. На пленарном заседании с докладами выступили доктор филологических наук, профессор ЧГУ Туркаев Х.В., председатель Клуба писателей Кавказа Гуртуев С.С. и другие. В конференции приняли участие ученые-литературоведы и языковеды из вузов и научно-исследовательских центров Грозного, Майкопа, Ставрополя, Нальчика, Сухума, Владикавказа, Назрани, Черкесска, Цхинвала, Москвы, Актау. Предлагаем вниманию читателей статью народного писателя ЧР Мусы Ахмадова о классике чеченской литературы Саиде Бадуеве, в честь кого и была осуществлена работа данной научной конференции.

 

 

 

 

 

 

 

Жизнь, полная драматизма

Памяти Саида Бадуева

Саид Бадуев – основоположник новой чеченской литературы, художник-гуманист, прожил короткую, но яркую, наполненную творческим поиском, жизнь. Неизвестна точная дата его рождения: по одним источникам это 1903 год, по другим – 1904. По-разному приводили в разных публикациях советского периода и год его смерти: 1937 год, в других – 1943. Как бы ни были противоречивы эти сведения, достоверно одно: в конце 1937 года Саид Бадуев вынужден был прекратить свою творческую деятельность.

А начал он писать во второй половине 20-х годов. Новое время, новая жизнь, со всеми присущими ей противоречиями, входили в судьбу горцев. Это было время не только больших потрясений и веры в получение желанных свобод, но и трагических событий, исковерканных судеб.

В повести «Голод» (1927 год) он описывает судьбу крестьянина Телиба. Потеряв зрение вследствие ранения, полученного в бою с белоказаками, он добывал себе и своей жене Хижан на жизнь игрой на дечиг-пондуре. Но пришла голодная зима. Теперь людям не до песен Телиба. Голод – суровый экзаменатор и судья, заставляющий всех невольно выявить свою духовную суть. Не все выдерживают это испытание. Для лжеправедника Хизира бедствие, постигшее людей, весьма удобно для приумножения своего состояния. Одолжив когда-то Телибу, идущему на войну, ружье и патроны, именно теперь, в трудный год, Хизир в уплату этого старого долга уводит с подворья бедняка единственную лошадь.

Образ нищего духом, способного реализовывать свои низменные желания, пользуясь общей бедой, вырастает в произведении С. Бадуева до мифического воплощения зла. Видоизменяясь, он проходит через многие произведения писателя (рассказ «Имран», драма «Петимат»).

Выход из создавшегося положения – в нравственном очищении людей, в напоминании о незащищенности, хрупкости человеческой жизни, в добром участии к тем, кто в этом нуждается.

Близок в этом отношении к повести «Голод» и рассказ «Олдум».

… Все хорошо у Олдума. Им доволен отец Элашби. Он молод, здоров. Женился. У него растет сын. Вернувшись однажды домой, он берет на руки маленького сына, смеется от счастья. И радость эта освещает не только его дом. Она согревает часть аула. Но по следу счастья идут гончие беды. Услышав шаги отца, Олдум думает: «Дада идет, положу я сына». Рядом стоит котел с кипяченой водой, ребенок падает в воду…

Погиб ребенок. Рушится счастье Олдума. Мир наполняется бесслезным плачем отца. Вечно будет объято тоской отцовское сердце. Он словно бы превращается в кусок старого дерева возле дома. Его омывают холодные дожди, беспощадно палит летнее солнце. Всем прохожим открывает он свою беду, находя в этом единственное утешение.

Но однажды рядом с ним останавливается Исраил и рассказывает притчу. Для больного князя поймали в лесу птицу. Она сидела в клетке и пела. От ее пения перестала болеть голова у князя. Но птица вдруг замолкла. Князь умолял ее вернуть ему песню, а птица ответила ему так: «Разве я пела? Я плакала. Плакала о том, что меня разлучили с родным гнездом, с маленькими птенцами, я передавала тебе свою тоску: не разрушил ли мое гнездо ветер, не унес ли моих птенцов ястреб? А тебе от моего плача становилось хорошо. Я не буду тебе больше петь».

Услышал притчу Олдум, больше ничего о себе не рассказывал. Теперь он – неговорящий кусок дерева. Замолчал навсегда.

Горе одного становится радостью другого. Этот философский парадокс лежит в основе рассказа. Притча о поющей птице – аллегорическое отображение жестокого времени, когда беда иного приносила радость другому. Может, в ней был намек на тирана, ради сладкого мгновения власти приносившего в жертву сотни тысяч, миллионы людей?

Бадуев – один из немногих национальных писателей, который еще в 20-е годы осознал, что только социальной революцией не разрешаются проблемы, связанные с личностью, отдельным человеком, что во все времена человек будет нуждаться и в сострадании, и в помощи, и в защите, ибо он уязвим.

Повесть «Бешто» начинается с предложения: «И весна стояла в разгаре». Этим союзом «и» с первой же фразы создается ощущение разорванности действия, вызывается чувство тревоги. И действительно, яркое описание природы в повести находится в контрасте с тем, что разворачивается на ее фоне.

Бешто, как и героев народных произведений, постигает три беды: умирает мать, жертвой жестких предрассудков становится его возлюбленная Бусана, смерть уносит и верного коня.

В сказках и героико-эпических песнях (илли) герой побеждает своих врагов. У Бадуева развязка близка к той, что свойственна народным песням отчаяния – узамаш. Исполнение их описал Л. Н. Толстой в повести «Хаджи-Мурат». По силе нравственного воздействия на человека произведения С. Бадуева близки к этим песням.

Герои С. Бадуева максималисты. Они спешат жить жизнью возвышенной, честной, чистой и так истово, словно завтра им предстоит умереть. Они не приемлют счастья наполовину, честности наполовину. И в своих стремлениях к этой идеальной жизни оказываются обреченными. На них лежит печать жертвенности.

Ожиданием беды, тревогой пронизаны многие произведения С. Бадуева. В этом проявлялись и самобытность мировосприятия писателя, и наполненное событиями, насыщенное социальными катаклизмами время, когда жизнь отдельного человека как бы теряет свою ценность и весомость. А, может быть, в этом интуитивно жило предощущение трагической судьбы своей и народа?

Иных своих героев С. Бадуев задумал как некий идеал, по которому можно сверять поступки и помыслы. Вместе с тем они не только носители авторских идей. Глубоко реалистичные, они имеют яркие приметы эпохи, принадлежности к той или иной социальной группе.

Размышляя сегодня о жизни и творчестве писателя, правомерно считать, что Саид Бадуев совершил гражданский подвиг, противопоставив жестокости репрессивного режима духовность и доброту своих героев. Его произведения, несмотря на мрачные времена, призывали людей к состраданию и чуткости друг к другу. Подвигом была и открытость его гуманистической гражданской позиции. В ту пору, когда со страниц газет не сходили статьи, носившие разоблачительный характер, он нашел в себе мужество сказать доброе слово по поводу выхода в свет подготовленного Заурбеком Шериповым русско-чеченского словаря.

С. Бадуев прожил всего 33 года (во всяком случае, на свободе). Удивительно много он сделал за свою короткую творческую жизнь для чеченской культуры. Но и это все было каплей в сравнении с океаном задуманного.

Творчество С. Бадуева всегда было с народом, помогало ему выжить и в годы голода (несравнимо более жестокого, чем описаный им в повести), и в годы лишений и насилия. Известный педагог и фольклорист З. Джамалханов рассказывал, как завороженно слушали его люди в трудное время в Казахстане: он читал наизусть «Бешто». Их согревало тепло родной жизни, запечатленной в этой удивительной повести, и это помогало многим удерживаться на краю бездны отчаяния и тьмы.

Произведения С. Бадуева несут огромный духовно-нравственный заряд, они напоминают о необходимости оставаться человеком в любых обстоятельствах, учат состраданию, доброте, потому актуальны и сегодня, когда чеченский народ переживает очередную трагедию.

Отдельного разговора заслуживает драматургия писателя. Он написал около 20-ти пьес, большинство из которых, к большому сожалению, утеряно. Но и по тем сохранившимся пьесам, мы можем говорить о Бадуеве как о талантливом драматурге, освоившем разные жанры – от комедии до героической драмы – этого направления литературы. Во многом это связано с тем, что С. Бадуев был тесно связан с чеченским театром, он много времени проводил в его стенах, и можно сказать, что его пьесы рождались и дорабатывались прямо на сцене. С драматургией С. Бадуева связано рождение, становление и дальнейшее развитие чеченского театра. Было время, когда весь его репертуар состоял из произведений Бадуева. Заслуги этого писателя в развитии театрального искусства нашего народа настолько велики, что его с полным правом можно считать и основателем чеченского национального театра.

Последняя пьеса, над которой С. Бадуев работал вместе с коллективом театра, была эпическая драма об известном чеченском общественно-политическом деятеле конца 18 – начала 19 вв., руководителе национально-освободительного движения на Северном Кавказе Бейбулате Таймиеве, о котором писал в свое время и А. С. Пушкин в своем «Путешествии в Арзрум». Об этом свидетельствуют и слова из воспоминаний писателя Билала Саидова: «В ночь, когда его арестовали, мы с ними сидели у режиссера Церпелева, обсуждая его новую пьесу «Бейбулат, сын Таймы». Расстались только к полуночи. Оказалось, что Саида давно поджидали у дома работники НКВД». Больше они не встречались. Дальнейший путь С. Бадуева теряется во мраке.

… В ночь, когда метель на улице, не закрывай свою дверь железными засовами, может, к тебе постучится слепой Телиб, уставший брести по глубокому снегу, спотыкаясь. Ты заведи его в дом, усади у очага, согрей его словом. Ты ведь человек!

Если увидишь старика, сидящего у дороги, склонив голову к посоху, остановись рядом, ведь это же Олдум, выслушай его, не дай ему превратиться в кусок старого бессловесного дерева – ты же человек!

Если в самую прекрасную пору весеннего цветения на окраине аула увидишь человека, отрешенного и горюющего, не проходи мимо – это ведь Бешто, который трижды перенес крушение света. Положи ему руку на плечо, пусть он почувствует, что он не одинок, – ты ведь человек!

Эту просьбу-зов слышишь, когда читаешь С. Бадуева. И потом она остается звучать в памяти не на время, навсегда!

К сожалению, пока нет адекватного перевода прозы С. Бадуева на русский и другие языки. В переводах на русский язык, изданных в свое время Чечено-Ингушским книжным издательством, не только не переданы стиль, язык, синтаксис писателя (что осталось бы от У. Фолкнера, если бы его большие периоды раздробили на маленькие предложения?), но и до неузнаваемости изменены характеры героев, сюжеты, подогнанные под экзотико-романтический шаблон кавказских произведений начала XIX века.

Муса Ахмадов