О феномене женского.
Поэзия Парсановой Татьяны
Парадоксы поэзии и неожиданны, и закономерны. Когда поэт в стихах обращается к другому, на самом деле он обращается к себе, но говоря о себе, всегда говорит с другим. Где, на каких границах пересечения «я» и «ты» мы получаем свыше великое право почувствовать головокружительную многомерность жизни и приблизиться к ее дыханию? Мы можем мучительно искать язык выражения своих чувств, шифровать их загадочными метафорами, чтобы сложностью описания скрыть силу той правды, которую мы порой и себе не можем сказать. И как должна быть велика сила этого чувства, чтобы безоглядно говорить о сокровенном. Это выстраданное право, дающее ту высоту свободы, перед которой уходит все случайное и лукавое.
Татьяна Парсанова – поэт редкой силы, о чем и свидетельствует ее книга «В унисон с дождями…», выпущенная в этом году в Москве Редакционно-издательским домом «Российский писатель». Всякая попытка выделить тему поэтической книги обречена на провал: любая тема в стихах выходит за свои пределы и, может быть, именно в этом тайна ее притяжения. Нашей жизнью правят любовь и время, все остальное – различная степень гармонии с ними, их осмысления и переживания. По большому счету это проблема соотношения жизни и искусства. Еще один парадокс поэзии в том, что жизнь нередко осознает свою реальность через искусство. И для нее малое столь же значимо, что и безмерное. Об этом и о многом другом невольно думаешь, читая книгу. Любовное, пейзажное, бытовое, социальное- все в лирике Т. Парсавиной глубинно философское и, самое главное, столь полнокровное, что властно захватывает читателя. Виртуозно владея технической стороной стихосложения, она не хочет удивлять изысками формы, и самчитатель менее всего думает об этом, потому что в подлинномсовершенство формы естественно, как дыхание.
Что же делает голос автора особенным, почему так хочется прислушаться к нему? Семь разделов книги, каждый из которых –как биение собственного сердца, ощущаемое здесь и сейчас. «И лишь с тобой..», «Ну что, душа, ты снова не на месте?», «Чем пахнет ежевичное варенье?», «Такая жизнь – бурлящая река…», «Милый ангел, ау…», «Из разнотравий собранным нектаром», «Афган. Незабытая война». В каждом из них – та же героиня, но кажется, что перед тобой распахивается бездонность и широта всей жизни, жизни, связанной с историей страны, с миллионами людей одного поколения, уникальность которого с течением времени все больше постигается и самыми большими скептиками. И чем личностно-индивидуальней лирическая героиня Т.Парсановой говорит о себе, тем от страницы к странице явственней портрет целого поколения. Наверное, дело в том, что у нас одна история на всех, в том, что мы учились жить и чувствовать у тех, кто без колебаний встал на защиту страны в июне сорок первого, кто впитал любовь к своей земле с самого рождения и думал о долге перед ней, но не наоборот. За прошедшие более чем два десятилетия после развала советской страны даже самый оголтелый ее противник, пройдя через дары эпохи дикого капитализма и коммерциализации всех сфер жизни, не может не признать права на ностальгию по тому высокому и прекрасному, что было в людях советской эпохи: «Вам, нынешним, и не понять простой Той истины, чем мы так дорожили. Пусть говорят, что жили мы в «застой», А нам не стыдно говорить, что жили. Был человеку человек не враг… Да, изменились нынче времена. Другие нравы в двадцать первом веке… А мне порой, до одури нужна Мечта о том Советском человеке».
Современная поэзия богата числом молодых, ищущих свой язык и придумывающих его. Но они ярко вспыхивают и быстро угасают, это преимущественно поэзия одного дня. Причин содержательной пустоты много: кризис человеческой души, утратаидеалов, смысла жизни, отрыв от корней. Но самое главная причина в том, что сказать еще нечего и делиться нечем. Поэтому современная поэзиявсе же движется и развивается преимущественно поэтами среднего поколения. Читая книгу Т.Парсановой, невольно вспоминаешь слова Гегеля о том, что хотя гений и вспыхивает в юности, лишь зрелый возраст способен давать подлинно зрелые художественные произведения: многое должно пройти через ум и сердце автора, прежде чем он будет в состоянии воплотить в конкретных образах подлинные глубины жизни. Всей сутью своего поэтического «я» автор входит в жизнь читателя и, как это часто бывает с поэзией, стирает границы между нашим личным существованием и миром. Строки , вынесенные как эпиграф первой части книги, так исповедальны и поэтичны, что понимаешь сразу: эту книгу не отложить на потом, не пробежать глазами, ее можно только проживать вместе с автором. «Опять октябрь нам приготовил ливни, Пытаясь город в окруженье взять. Я так привыкла быть всё время сильной, И лишь с тобой мечтаю слабой стать…» Чего больше в этих строках – доверия читателю или невозможности в любви быть вне правды? «Пусть, как молью, жизнь враньём побита. Вру от боли… Иль скрывая страх… Но… Я не умею врать в молитвах. И в стихах», — этому веришь и потому, что уравнены поэзия и молитва, и потому, что стихия подлинного искусства рождается из почвы и судьбы, как мы уже знаем от классиков.
«И лишь с тобой…» — так называется первый раздел книги. Это вечная как мир и в то же время уникальная и неповторимая история одной любви, рассказанная женщиной — поэтом. И, как это бывает в поэзии, интересны не сами события, а их переживание, потому что за ними- характеры. И какие яркие, сложные, сильные!Жизнь любит привычные сюжеты. Любовный треугольник? Старо, как мир. Но ценности и смыслы не в ситуации – человек оказался в ней волей обстоятельств. А вот переживание ситуации и умение сказать об этом — это и есть то, что делает уникальным общее, что снова и снова входит в наши сердца и делает сопричастным судьбе другого: «Не цветами – лебедой Зарастает поле. Стала я твоей бедой, Милый, поневоле. Неба ситец голубой Насурмился грозно. Ах, зачем же мы с тобой Встретились так поздно. Мыслей горьких остриё – Никуда не деться… Спрячу имя я твоё В тайничок, под сердце. Сыплет густо на лицо Мне слезинки лето. А на пальчик мой кольцо Не тобой надето». Интонацией, ритмом, деталью, словом можно погрузить в мир народно-поэтического восприятия жизни, через который оживают судьбы миллионов женщин, кровно связанных со своей почвой. Можно суметь так сказать, чтобы время остановилось, и захотелось прислушаться к тихому нарастающему голосу, в котором звучит стук нарождающегося сердца, требовательная нежность, узнающая свою силу с каждым биением и заклинающая. «Святая наука- услышать друг друга», — этот классический поэтический образ разворачивается на такой грани осязаемого и невесомого, как может только Искусство: «Тихо –тихо окликну тебя… Отзовись… Слышишь? Звонкой капелью сердца застучали. Пусть с другой ты писал иероглиф печали. Я семь нот разноцветных дарю в твою жизнь. Нежно-нежно коснусь тебя лучиком сна. Чуть… губами… как ветром, по коже запястья. Я тебе напишу иероглифы счастья, В семь цветов разукрасив тоскливость окна. Долго-долго… вдвоём… в бесконечность моста, В высоту, или в пропасть… Забыв о страховке. Как одно… До последней своей остановки. Просто очень прошу мне поверить: Я – ТА!»
Татьяна Парсанова расширяетпределы понятия женской поэзии, вводя традиционную тематику в бытийно-философский контекст и открыто демонстрируя абсолютную приверженность женской стихии. Там, где к понятию «женская поэзия» традиционно относятся с некой иронией, понимая под ней пусть и талантливо написанные стихи, но касающиеся узкой сферы чувств, там, где порой сами поэтессы пытаются дезавуировать женское начало или дать его в узких рамках утешно-безутешного обладания, Т.Парсанова превращает женское в универсалию весомого слова о мире, в меру его оценки. Ее лирическая героиня –это женщина, усмиряющая во имя любви гордыню, но при этом не теряющая свое «я», а словно кристаллизующая его с опытом жизни. С каждым разделом книги образ ее дополняется, он многомерен: возлюбленная, мать, дочь, друг. Это женский космос, пронизывающий мир, как рентген, выявляющий подлинность и мнимость,силу и слабость, но не с точки зрения всеведающего и судящего, а в силу следования каким-то инстинктом нравственному чутью. А оно не судит: понимает, прощает, милует, внимает. Нет, это не ангельский голос, этот голос земной женщины, которым говорят миллионы. И это не разрушение цельности характера, а органика богатой натуры, чутко отзывающейся на разнообразие жизни и ее вызовов, это умение быть больше той ситуации, в которую поставила жизнь, умение совмещать по отношению к ней позицию внутри – и вненаходимости.
Вечная женственность –понятие, связанное для нас с именами В.Соловьева и А.Блока, овеянное мистикой. Новое время дает новое, всеобъемлющее наполнение этому понятию, и онохудожественно ярко и убедительно в произведениях Татьяны Парсановой. Обычно обретение одного ведет к отказу от другого или его потере, ослаблению, но её героиня, абсолютно понятная в открытости своих женских чувств, умеет видеть мир в свободе от самой себя, (отсюда и мудрость, и самоирония), сохраняя при этом ту же силу внутренней энергии чувства. Образ любящей женщины вее поэзии многомерен, богат, неоднозначен, но во всем органичен. И в интонационном богатстве, и в разнообразии средств художественной выразительности, в яркой образности создается полнокровный образ Женщины, в которой соединилось все, что мы находили и в песенной народной лирике («Не цветами-лебедой»…), и в страстной бунтарской лирике Цветаевой («Метель взбесившейсссяволячицей»….. в сдержанном драматизме Ахматовой ( «Мешаю кофе с дымом сигарет»…), в раскольничьи-обжигающих и молитвенно-утоляющих строках всех тех, кому диктовала строки Муза. Да, героиня Татьяны – и воплощение всеобщности женской судьбы, но она же и та единственная, которая творит своего Мужчину, причем не как идеальный образ: она задает ему такие горизонты существования, которые он сам в себе не мыслил. Четко определяя границу между мужчиной, принадлежащем внешнему миру и ей лично, в публичном существовании она задает ему высочайшую планку, благословляя на подвиг и мученичество: «Когда с тебя сдерут седьмую шкуру, Когда в душе мятущейся ни зги; Знай – там ты должен лечь на амбразуру, А здесь – тебе прощают все долги. И пусть октябрь смывает радуг блики, И радость дня затеряна во тьме… Ты знай, что там ты должен быть великим, А здесь ты тот, кто просто нужен мне».
Любовь, во имя которой усмиряется гордость, заставляет кровоточить сердце. Любовь, дающая силы творить небывалое, отнимает сущее. Рождаясь вопреки благоразумию, она возвращает миру его утраченные смыслы, масштабы. В мире любви все иначе, в нем вечныйрай обретений и ад потерь, но странным образом Искусство, как сказочная живая вода, даже потери превращает в дары. Мир, который ежесекундно грозит потерять свои основания и так же может в любую секунду дать новое ощущение времени, мир, который лишает нас постоянства и обещает его, позволяет понять себя и прочувствовать только через соприкосновение с Любовью. «Светом луннымс ладошки кормит Сердце ночь, усмиряя бунт. В бесконечность пускают корни – Двадцать шесть… Двадцать пять секунд…».
Да, любовь одаряет многим. Даже зная о потерях, мы всегда примем ее явление. В книге Т.Парсановой читатель остается один на один не со строками, а с явлением Любви и ее смятением, болью, горечью, нежностью, потерянностью, раненой гордостью, силой. Принятие любви- как постриг, как послушание, преодоление гордости, отступление перед стихией, которая требует переосмысления всех прежних ценностей. Любовь настигает, не считаясь с логикой предшествующего существования, задает новую реальность, требуя самоотречения и служения любви, той любви, перед которой нужно вступить в мир, живущий по иным правилам. Пространство любви и безмерно, и конкретно, в нем грех и святость предельно близки, а следование любви требует такого всматривания в себя в и в мир, что говорить о иррациональности любви становится невозможно: этот не отказ от Разума, вопреки самоуверению, это путь к его безднам и вершинам:«Выключаю разум. Пусть исполнится Всё, что проклиналось сгоряча. Примеряю звание «любовница», Как одежду с барского плеча. Распрощалась с гордостью. Покорная… Эшафот ли… Жизнь ли… Быть… Не быть… Мне теперь душою обнаженною В унисон с дождями голосить. Сердце ранят, как шипы терновника, Непростые правила твои. На другой вершине треугольника – Вне закона… Просто – по любви».
Стихотворения, раскрывающие переживание Женщиной всех перипетий любовных отношений, воссоздают и мир Мужчины. Это, конечно, не прямое слово героя, пусть и цитируемое, это образ –отражение. Читательское восприятие следует авторскому переживанию, поэтому он все равно будет оцениваться с точки зрения соответствия ожиданиям героини. Мир мужчины –это другой полюс, не менее непостижимый и сложный. Ничего не изменилось со времен цветаевского ожога («…мой милый, что тебе я сделала?..»), разлюбленность вечна, как и любовь, но есть та точка преломления, где настоящим проверяется прошлое: а было ли оно? И если было, не было ль обманом? И так до бесконечности. Женщине дано уметь отпускать, пусть через бесконечный поединок ума и сердца, но дано ли мужчине уходить не раня, не перечеркивая свет прошлого? Как много порой остается невысказанного: из гордости, из боли, от отчаяния. И в самый тяжелый миг расставания женщина максимально близка к прощению: «В оправданье тебе я ищу по привычке причины. Я себе обещаю начать с понедельника жить… Только самые лучшие, наши, родные мужчины Могут крылья дарить. И порвать наши жизни, как нить». Но значит ли это, что онане в состоянии смотреть правде в глаза? «Умирали цветы стоя – Время выкрало свежесть, как вор. Объясненье твое простое Прозвучало, как приговор. Разлюбил.
Поперхнулось сердце. Поздно Умолять о пощаде сейчас. И вбивал ты слова, как гвозди, Прямо в створки открытых глаз: – Я остыл. Обреченно ссутулились плечи, Затуманенный взор упал. Уходил ты в промозглый вечер, Сделав вид, что меня НЕ предал….ТЫ предал»
Да, малодушие одного в любви искупается благородством другого, но позволяет ли это отказаться от понимания правды хотя бы перед самим собой? Знает ли мужская любовная лирика беспощадность самоанализа? Денисьевский цикл» Ф.И.Тютчева, пожалуй, уникален в этом смысле. Любовь как поединок, по мысли предания, завершается гибелью более ранимой души, чаще это женская доля («любя, страдая, грустно млея, Она изноет наконец»). У Тютчева в поединке гибнет и второй, не в силах пережить потерю. Но это ответ 19 века.
Вечная загадка: чем рождается любовь и что ее разрушает? Архетип женщины требует безоглядности и вечной преданности: «Я пойду за тобой… Позови. В мир бескрайний пойду. Или в келью. Изумленные декабри Пусть рыдают по мне капелью. Благочинные города Светофорами красными дразнятся. Я уйду за тобою… Куда? А какая мне разница…». Любовь – это искусство принимать другого таким, как он есть, или пытаться ломать его? («Слово на слово… Смолчать бы кому-то, но снова Разум смывает нахлынувшей ссоры цунами. Ну, не люблю Заболоцкого я и Рубцова – Думаешь, стоят они ледяного молчанья меж нами? Губы замкнулись. Лишь мечутся взгляды тревожно, Точку возврата пытаясь в запасе оставить. Ну почему, объясни мне, любимый, так сложно Просто принять меня всю – без желания править…»). Это и искусство щедройсамоотдачи, и искусство усмирения («Я кричу себе – стой! Взгляд, завесив полотнами тьмы, Это слишком беспечно: свой гнев оставлять у руля. Ты же знаешь, что наше красивое, теплое «мы» Так легко превратить в бесконечно-холодное «я»).Любовь женщины- это не часть жизни, а вся жизнь, это понимание того, что в отношениях двоих есть мера, которую нельзя переходить, чтобы не оказаться перед лицом потери. Отсюда молитвенная страстность обращения, явного или неявного. Явного тогда, когда это уже признание необратимости потерь, неявного тогда, когда есть время сохранить любовь, ибо есть нечто, о чем не говорят, но что осознает каждый в своей общечеловечности, не разделенной на мужское и женское: «Прошу тебя – не стань чужим В благих попытках править балом. Умей цикличность лет и зим С открытым принимать забралом. В пустыне долгих сорок лет Блуждай, лишь верою ведомый. Но сохрани на сердце свет Звезды рождественской над домом. И яд разлуки пригубя, В лекарства преврати отравы. Не стань чужим, прошу тебя, В слепом желании быть правым». Услышит ли? Доказывающая каждым словом, что равная ему в уме, воле, силе, а для читателя- превосходящая –правдой и глубиной понимания, сохранением достоинства, не поступающаяся при этом искренностью и силой чувства, лирическая героиня Татьяны Парсановойутверждает силу и достоинство Любви, открывает через лирическую исповедь новые грани высоты человеческих чувств и доказывает, что назначение художника- уметь находить свет в глубине человеческого сердца и посылать его миру.
«…Создатели и ада мы, и рая»
Второй раздел книги под названием «Ну что, душа, ты снова не на месте?..»- не просто диалог лирической героини с собой. Это другое измерение жизни после того, как Любовь отпустила человека. «Разрушают бастион надежды Думы невеселые мои… Так бывает… Словно из одежды, Вырастают люди из любви.Загрызает Радость будней свора. Заземленность гасит душ свечу. И любовь становится не в пору. Не к лицу уже. Не по плечу.И уже не греет, то что прежде Были теплотой одарены… Так бывает… Словно из одежды, Вырастают люди из любви…»Но то, что казалось драмой конца, вдруг оборачивается такой паузой созерцания, которая вмещает миры и пространство и одновременно дает ясность и зоркость осмысления всего. Жизнь после жизни или, наконец, свобода для нее? Возможность совмещать в себе позицию внутри –и вненаходимиости дает не свободу перемещения, а свободу разворачивания духа. Любовь, покидая человека, оставляет его один на один перед лицом времени. Философичность стихотворений Татьяны Парсановой, как уже отмечалось, –неотъемлемое свойство ее поэтического мироощущения, оттого так органично каждое из них. Строки то выпеваются, как песня, где невозможен иной порядок слов и мыслей, оставляют какое-то тягучее эхо, рожденное пластичностью образа, его прорастанием в другие образы и смыслы, то звучат упруго, сжато, афористично. «Повозкой бренной катит жизнь земная, Пока небес мы жаждем благодать. И всё-таки приходится признать – Создатели и ада мы, и рая…Поверить надо в мудрость бытия, И жизнью насладиться в полной мере, И быть счастливым в этой твердой вере. Раздутое, поглубже спрятав «Я»».
Мотивы пустоты и одиночества, когда сердце, пережив утраты, предательство, боль, «все меньше верит в исцеленье» и учится искусству прощать, понемногу отступают. Очень тонко, искусно показано, как оттаивает сердце, как меняется взгляд, потому что жизнь каждым движением, каждой картинкой, напоминая о себе, меняет восприятие мира. Это симфония, где все взаимосвязано и отсылает друг к другу, где, как оказывается, все соединено Любовью, вбирающей в себя малое и великое: «Прошлого памятка – синий кусочек винила. Темой любви на подкорку записано детство. Лето холодное теплая осень сменила, чтоб мы смогли в её рыжем костре отогреться. Солнце, сквозь стёкла, на пол набросало квадраты. Кот разомлев, на квадрате свернулся в клубочек. Легкий сквозняк по квартире шмыгнул воровато – видимо тюль заманить в свои странствия хочет. Утро распевкой встречает воробышек серый. Гроздья рябины, как щеки невесты, зардели… Кофе привычный… И мысль вдруг мелькнет между делом – сколько же счастья мы всуе с тобой проглядели». Мир привычно делят на земное и небесное- тема для романтического страдания, в котором всегда есть какая-то часть условного. В мире Т.Парсановой та нераздельность одного и другого. Поэзия, искусство- это та форма перетекания жизни, в которой душа находит и спасение, и возрождение, «… и ты опять готов, пройдя сто тысяч адовых кругов, ломать себя. И там, в конце пути, искать слова… И снова не найти… И бросить всё – зарок себе давать, но в столбняке блаженном застывать, когда душа, взрывая немоту, прильнет стихами к белому листу».
Формула счастья у каждого своя, но это потому, что людям свойственно забывать детство. Третий раздел книги «Чем пахнет ежевичное варенье?» напоминает нам эпиграфом: «Формулу счастья придумали дети, Просто её мы забыли немножко…». Но сами стихи больше, чем о детстве. Они о верности своим идеалам, о любви к своей стране — о том, что из нас пытаются вытравить вот уже несколько десятилетий, чтобы вычеркнуть целую эпоху нашей истории. Учебники истории, как оказалось, можно переписывать в угоду политической конъюнктуре, а правда сердца одна, и со свойственным ей бесстрашием она всматривается не в лица ожидающих, а в саму жизнь: «Такой далекий семьдесят восьмой…Подумать страшно – это в прошлом веке.Девчонка, деревенская, с косой,С мечтою о Советском человеке».
Что новое время принесло на алтарь Отечества или совести? Успех любой ценой, в том числе и преступной? Имитацию всего, что пользуется спросом на биологическом уровне? Разрыв с почвой, потерю корней? И какая сила звучит в стихотворении «Биографическое», утверждающем ту преемственность, что питала веками мощь истории страны. Картины детства- эпизоды счастья: родная деревня, речка, голос мамы, запахи парного молока- это счастье без границ, это вечность, которая в зрелые годы осеняет с особой любовью, как послание. И как хорошо умеет Татьяна передать настроение, найти слова, которые созвучны сердцу читателя:«Чем пахнет ежевичное варенье? Немного сладким и чуть-чуть горчинкой. Звенящим солнцем, летним настроеньем, И в ночь манящей теплою тропинкой. Веселым, бесшабашным, звонким громом. Варенье пахнет яркими цветами, Деревней пахнет, бабушкиным домом, Укрытых белым облаком садами. Весеннею поляной с лохмачами. Любовью первой пахнет ежевика. Испачканными пенкою губами… И счастьем, распирающим до крика».
Брызги счастья из далеких шестидесятых слетают в ладони, что может быть счастливее таких воспоминаний, о былом ли или о возможном: Спозаранку С небес сочится мягкий теплый свет. Сквозь дрему слышу, как хохочет мамка И папа басом вторит ей в ответ. Щебечут, заливаясь звонким смехом. Причина – только им двоим ясна. …А лучик солнца, сквозь ресниц прореху, Пытается прогнать остатки сна…Нахохлившись, спускаюсь я с кровати, Поеживаясь от прохладных струй… И сразу – МАМИНО тепло объятий И папин, чуть колючий, поцелуй…»
Почему самое личное читается как исповедь собственной души? Может, мне это поколенчески близко: судьбы родителей –вехи истории. Это другие горизонты мироощущения, и очень хочется, чтобы новые поколения читали так же, с тем же чувством сопричастности. Поэтому так важен талант поэта или писателя, только он позволяет любому читателю пройти чужой путь как свой и выйти оттуда преображенным, словно с другим составом крови. В стихотворении «22 июня» ритм почтителеграфный, но зримость метафор и психологичностьдеталей таковы, что просто обжигают. Миг между спящей страной(«…Ищет, сквозь сон, губами новорождённый – грудь…») и летящим Молохом войны чувствуешь кожей. А в монологе отца ( «Моему папе. Июнь 41»), в стихотворении «Я добровольцем. На войну. Мне надо…»– то же искусство давать кадр, кратко и емко выстраивать драматургию текста. Документальность и художественность — черты реализма, который одновременно и символичен, когда речь идет о поколении отцов. Это к ним можно отнести характеристику «все как один». И потому так естественно продолжение стихотворения сноской автора с краткими биографическими данными : «Парсанов Василий Петрович родился 9 августа 1924 года. Уже в июне 1942 года ушел на фронт. Участвовал в боях с июля 1942 г. по февраль 1944г. В феврале 44 года, после третьего ранения, был переведен в 42 учебный танковый полк. Зам. командира взвода. Демобилизован в марте 1947 года».
В других разделах книги ( «Такая жизнь- бурлящая река….», Милый ангел-ау…», «Из разнотравий собранным нектаром») – та же внутренняя жизнь героини с ее неистовостью и сдержанностью, силой и нежностью, отчаянием и мудростью. Сестра по духу Марине Цветаевой , Татьяна несет свое слово о мире, несет с чувством той правды, которая дает свободу быть собой и любить эту жизнь вопреки всему.Пока не отболело – не молчи! Пусть – бьет судьба зашоренностью буден, Из рук от счастья выпали ключи, И «быть – не быть»– пусть снова выбор труден. Пусть рвутся струны раненой души, И воется так сладко в одиночку. Пока не отболело – не спеши На всём, что обещалось, ставить точку. Когда ж мир станет безнадежно стар И декабри прищурятся уныло – Бессонниц пей живительный нектар, Чтоб вдруг однажды вспомнить – было… Было! И распознать судьбы простую вязь, Когда вернется строк цветная стая. И закричать, слёз горьких не стыдясь – Спасибо, Святый Господи! Живая..»
Татьяна Парсанова- очень русский поэт – по духу, по содержанию, по мироощущению. Ей доступны все струны поэтической лиры России, но пишет она свою симфонию, в которой звучит музыка есенинской соприродности: «Из разнотравий собранным нектаром Дурманит хутор ветерков каскад. Июльский вечер, разморённый жаром, В Едовле* гасит розовый закат… Разнежившись на бархатном просторе Дугою выгнул спину млечный мост. За косогор, на вспаханное поле, Кидает небо горсти спелых звёзд. Ковыль степной под ноги лёг попоной, Маня привалом мягким с темноты. И ангелы с улыбкой отрешенной, Раскрашивают нежностью мечты… Надел Февраль, под звонкий ритм капели, Вокруг берез проталинки свои… И под окном безУдержно запели, Забыв о зимних бедах, воробьи. На нос веснушки сели стайкой рыжей. Снег поредел от солнечных лучей. И словно пёс, мои ботинки лижет, Сбежавший от зимы смельчак ручей». Время-явление биографическое, астрономическое, психологическое. Оно многомерно. В стихах Татьяны есть еще и время духовное, которое вбирает в себя все ценности и смыслы. Она не пытается учить, но такую поэзию душа впитывает, как горячий песок — воду. Говорят, в человечестве происходит исчерпание ресурсов. Но жизнь опровергает расхожие представления, посылая новых и новых людей Слова.
«…Незабыто-больное -АФГАН…»
Есть темы, настолько тяжелые для нашего сознания, что мы малодушно забываем о них. Они уходят из поля публичной жизни, хотя это сфера общенациональной памяти. Но забвение – форма предательства. Тем более по отношению к тем мальчикам, которые гибли в Афгане. Один из сильнейших разделов книги, безусловно, «Афган. Незабытая война». Пожалуй, не только из разделов книги, но и из всего, что написано об этой войне, о боли, которая неизбывна: «Кричу вопросом в небо. Поневоле… Зачем опять, ночами напролёт Афган щепоткой щедрой сыплет соли, На рану, что никак не заживёт?». Этот цикл- и памятник погибшим, и покаяние, и очищение. Строки опаляют, невозможно остаться непричастным к горю матери,
жизнь которой остановилась в тот «страшный день, когда домой с Афгана,Сын вернулся в цинковом гробу», и на оставшиеся тридцать зим жизни пришлась лишь одна улыбка, предназначенная Смерти: «И дойдя уже до грани зыбкой,Рассмотрев вдали зовущий свет –Расцвела счастливою улыбкой,Понимая – боли больше нет…»В каждом стихотворении- разные герои, но у них одна судьба –оказаться на чужой войне. И один выбор: и юные мальчики, брошенные в это пекло, и суровые командиры выбирают не между жизнью и смертью, а между честью и бесчестием. Переходя от одного стихотворения к другому, тыкак читатель нигде не получишь права хоть на долю секунды выйти из этого нечеловеческого напряжения жизни. Каждое из 18 стихотворений вмещает в себя сюжет, равный по эпичности и психологизму роману, фильму, рассказу, при этом там начисто отсутствует то, что мы называли бы развитием действия: там все- кульминация, все по высшему счету. И держит каждая строка за горло: не отвернуться. И кто бы ты ни был до этого, ты становишься другим, тем, кто в свои 20 лет принимает на себя не только огонь, но и пепел мира («Бой захлебнулся и стих…») Рассказ строится как монолог юного лейтенанта, а в финале оказывается повествованием седого полковника, воронка времени дает читателю разные точки зрения –и извне, и изнутри. Разворачиваясь из будущего ли, из прошлого ли, мы все равно имеем дело с настоящим войны, и оно держит нас смертельной хваткой, потому что у совести и долга нет духовников, и вменять солдату грехи или отпускать их не может никто. Не может, потому что между тобой и тем единственным человеком, чья жизнь была тебе дорога, есть бремя, которое ни на кого не возложить. Бремя памяти, вины, долга, любви… Осознавать этоможно тогда, когда другой для тебя навсегда остается живым, когда мерой твоих поступков становятся погибшие на той войне, погибшие, но живые перед совестью и судьбой лирической героини Т. Парсановой:
…Уйду в свой срок. Чтоб в зазеркальном — «там»,
Сбежав однажды с заданной орбиты,
Глаза в глаза, «двухсотым» пацанам,
Поклясться, что они не позабыты…
Ружейный залп, взлетевший к небесам…
Хранящая молчание икона…
Кто подарил войну чужую нам,
И марш Шопена вместо Мендельсона?
(«Никто не забыт»)
Наверное, мера оценки написанного поэтом, писателем, это не только удачно найденный оборот речи или филигранность формы, — это то, за скольких людей ты смог сказать, сказать так, чтобы люди вздохнули с облегчением: лучше не скажешь. Пусть будет сказано и лучше, но уже есть высота, по которой придетсяравняться остальным. Каждая строка стихотворений афганского цикла – и воскрешённая жизнь, и достойный памятник мужеству, героизму, преданности братству и любви. Стихотворения- это монологи во времени, когда жизнь, проходя через возраст подруги, невесты, вдовы, матери, продолжает вести незримый диалог с теми, кто остался навсегда молодым. Нет, боль становится не легче, нокакое же надо иметь великое сердце, чтобы вместить в себя всё и не отпускать ушедших из памяти, возвращая вновь и вновь их к жизни. «Письма из Афганистана» с эпиграфом «Нашим мальчишкам посвящается» — пронзительнейший диалог через время и через миры, очень личный. Любовь, которую не может погасить время, время, которое исчисляется болью, боль, перед которой склоняешь голову: «…. Это было вчера… Или тысячу лет пролетело… Строгий строй караула…И крик, заглушающий марш… И чужая война наши судьбы рукой огрубелой Разломала, как мякиш, исполнив верховную блажь…»
Сила художественной убедительности автора во многом кроется в языке, богатом, гибком, живом. Его разговорность – не проявление сниженности стиля, а отражение напряжения жизни, где интонационное и лексическое богатство речи естественны для человека. Для простого человека, о котором давно как-то не принято говорить. Лирика поэта возвращает нам утраченную оптику зрения, оптику сердца, ума и правды. Все великое просто. И это все- рядовое для таких людей, которые иначе не могут жить: подвиг- рядовой, любовь- обычного человека. И понимаешь: вот она, соль земли. Ребята 781-го отдельного разведывательного батальона ограниченного контингента Советских войск в Афганистане 3-ей разведывательной десантной роты. Те, на ком мир стоит, -народ, явленный в отдельных лицах, судьбах. Не предаем ли мы их в суете, разбрасываясь на шоу-идолов, кумиров успеха, победителей рейтинговых списков? Масс — культура превращает общество ввеликое торжище людское, рассыпает в труху наш человеческий капитал. И как нужны сегодня такие талантливые книги, как книга Татьяны Парсановой, особенно молодым, чтобы дать духовный иммунитет!И. Бродский называл литературу системой нравственного страхования, и книга «В унисон с дождями…» подтверждает это, напоминая о высших и подлинных ценностях жизни.
Миясат Муслимова