Проекты

В наши дни совсем не удивительно брать жен из других национальностей. В снохах можно увидеть кого угодно, даже негритянок.

А что случилось с нашими балкарочками? Или они уже не в цене?! Хотя с тех пор, как от их труда – вязания, не стало толку, можно согласиться и с этой мыслью. И вправду, кому нужна сноха, от которой нет проку?! Надо выбирать из выгодных, ну, скажем – дочь какого-нибудь крупного чиновника, бизнесмена, владельца доходных мест, банкира. А кто она – цыганка или африканка – значения не имеет. Если даже и так – ничего в этом дурного я не вижу. Сам подумай, Хажмет, цыгане – народ не нищий. Особенно если твой выбор падет на дочь цыганского барона. У-у-у, да там, дружок, тебе не дадут ни скучать, ни голодать. Верно говорю?

– Да, но, Канамат, если…

– Ну что у тебя за привычка – перебивать старших? Ты лучше слушай того, кто умнее тебя. Я ж тебя уму-разуму учу. Сам подумай, от такой жены не только тебе, но и нам будет неплохо. Хорошая сноха никогда не забудет родственников мужа. Как говорится, «в воде да не промочиться?» – где тебе хорошо, там и нам неплохо. Я так думаю! А помнишь как сын Бекмурзы привез негритянку? Родственники ни в какую не хотели ее признавать. Но когда она своих золовок одела в плащи из крокодиловой кожи, одарила даже дальних родственников разными дорогими штучками, все они стали клясться ее именем и чуть ли не на Коране клялись, что лучше и красивей Мгамбы в этом ущелье не было невесты отродясь.

Вот так-то, дорогой! А ты спроси, как они сейчас живут. У них родился сын, правда белый, и две девочки – черненькие, точь-в-точь как Мгамба. На всех рынках города их торговые точки – чем только не торгуют – бананы, киви, ананасы. А в одном из горных сел у них есть даже ферма, где выращивают крокодилов. Опять-таки из их шкур в собственных цехах шьют куртки, сумки и другие разные вещи. А мясо? Даже мясо не пропадает. Они из него крутят фарш и сдают в магазины. О том, что мясо крокодилов можно есть, воллагий, до этого я и не знал. А как я попробовал сушенного крокодильего мяса с пивом – м-м-м! – это что-то! Пиво идет как к себе домой! Легко, воллагий!

Поначалу сельчане отказывались есть, говорили – харам. А сейчас уплетают за милую душу. Мало того – в каждом подворье по пруду, а в нем плавают крокодилы. Ты представляешь, Хажмет, раньше, когда все занимались скотоводством, очень часто были случаи, когда пропадал скот. Сейчас уже никто не крадет.

– Ну? – удивился Хажмет, – неужели люди поняли…

– Да куда там! Украсть скотину – раз плюнуть. Зашел к соседу в коровник темной ночью – и все дела. А вот попробуй-ка нырни в чужой пруд за крокодилом!

Правда нашлись два таких храбреца (да простит им Аллах их прегрешения), привыкшие к промыслу «конокрадов», которые пожелали испытать судьбу. Улучив момент, они нырнули в пруд Адемея. Но не тут-то было. Кроме лоскутков от их одежды впоследствии ничего не удалось выловить из пруда.

– Аллах-Аллах, ну и чудеса! Я так думаю, Канамат, помощь из Мозамбика оказалось более действенной для нашего села, нежели реабилитационные деньги. Так я говорю?

– Так, так.

– С тех пор, как Мгамба стала снохой Чофановых, прошло всего 5–6 лет, а посмотри, как зажили сельчане. Раньше люди гордились поголовьем скота, теперь гордятся «поголовьем» крокодилов. В прудах каждой семьи плавают не менее 100 «голов». Из переработки шерсти переквалифицировались в переработку крокодиловой кожи. Чего только не шьют из нее наши женщины! – сказав это, Хажмет не без гордости расстегнул пуговицу из крокодиловой кожи и поправил шапочку на голове из того же материала. – A наши участковые плюют в потолок. Ловить же некого. Так что еще неизвестно, плохо иметь в снохах негритянку, или нет.

– Так-то оно так. Но как быть без айрана и жерме? Никакой балкарец не представляет себе жизни без них. От крокодилов много молока не выдоишь, да жерме из них не приготовишь.

Тут Хажмет заметил возвращающуюся с пастбища сытую, с полным выменем молока, уцелевшую на все село единственную корову Мухтара, и с тоской посмотрел ей вслед…

– А разве не вы говорили, что надо делать деньги, и только деньги? – присоединился к разговору до того молчавший Сюлемен, прищурив свои и так небольшие глаза. – А по мне напиться бы хорошенько шипящего айрана – потом и умереть не жалко. А вы «деньги, деньги». Да пропади они пропадом, если я не могу наесться мяса и запить его хорошим айраном.

– Да ты посмотри на него, как умеет говорить! А старшим перечит еще лучше, – поспешил заметить Канамат, недовольный поведением молодого Сюлемена.

– Это все потому, что мы, мужчины, во всем стали полагаться на женщин. Во времена моего деда выгодным женихом считался лишь тот, под кем был лихой конь, а если к нему еще и арба – это считалось верхом достатка. А сейчас? Сейчас каждый сопляк норовит сесть на «джип», который обязаны купить ему родители, вернее сказать, женская их половина. «Джип» есть, а в голове не густо, семью содержать – кишка тонка. А о том, чтобы посадить дерево и воспитать хорошего сына и речи нет. Какая женщина захочет жить с таким «джигитом»? Воллагий, не знаю! Разве что такая, как Мгамба?..

Прошло четыре месяца, как весь народ оказался на чужбине. С тех пор среди переселенцев многие поумирали, кому вода не подошла, кому воздух. Всем переселенцам приходится трудно. Но Ибрагим, по возрасту самый старший, стал опекать не только свою семью, но и других. Несмотря на то, что оказались далеко от Кавказа, нельзя было растерять свои обычаи и традиции предков. Ибрагим это понимает, но не знает, как помочь ежедневно умирающим от голода. Поэтому утешить близких умершего Ибрагиму оставалось только хорошим словом, что он и делал. Известный ростом и силой в селе Ышканты, Ибрагим и сам был худым. В худом, высоком человеке, который каждый день посещал домики, где поселились балкарцы, чтобы узнать, как они проживают, трудно было узнать Ибрагима. Те, кто были близко знакомы с Ибрагимом еще на Кавказе, не поверили бы, что это он.

Ибрагиму, который всегда был поборником чести, стало очень неприятно, когда старик-узбек, проживающий по соседству сказал: «Вы много едите недоваренную пищу и поэтому такие великаны».

Ибрагим не ответил узбеку. Но про себя подумал: «В неподходящее время ты это сказал. Но я не мужчина, если не дам тебе возможности узнать, что на самом деле едят балкарцы и кого они из себя представляют».

Кто знает, может, благодаря этим словам, сказанным в тяжелые для Ибрагима и его народа дни, он и остался жив.

Он не собирался умирать, не показав соседу-узбеку, каковы на самом деле балкарцы, истинную сущность своего народа.

Благодаря Аллаху, такой день настал. Теперь у Ибрагима есть достаточно большое стадо коз и баранов. Поголовье достигало двадцати пяти голов. Одного барана он особенно выделял и откармливал. Близкие еще не понимали этого особого отношения. Дорог был семье вырезанный тегене[1] из дуба, которой вырос на родной земле. Из него они ели с большим удовольствием, потому, что это блюдо радовало их не только содержимым, еще напоминало им родные места, как бы возвращая их туда хотя бы ненадолго. Поэтому это блюдо было у них на особом счету – им очень дорожили.

В один прекрасный день, не сказав никому ни слова, Ибрагим с помощью младшего сына зарезал откормленного барана. Мясо было очень жирное, одних только жёрме[2] получилось аж пятнадцать штук. Сын с отцом разделали тушу, и целиком сварили в большом казане. Всякий, наблюдавший за их суетой, с легкостью мог подумать, что они готовятся к какому-то торжеству.

Сваренное дымящееся мясо целиком было подано на стол в самой дорогой посуде – тегене. Увидев на столе это изобилие, удивленный сосед-узбек спросил:

– Ибрагим, кто все это съест, волки, или мы?

Ибрагим объяснил ему, что это мясо только для них двоих, а про себя подумал: «Я думаю, ты сегодня поймешь, кто чем питается и кто чего стоит». На опасения соседа, что они лопнут после такого угощения, Ибрагим сказал: «Лопнем, так вместе!», накладывая гостю все больше и больше.

Когда сосед захотел встать из-за стола, Ибрагим насильно заставлял его попробовать еще и этот жирный кусок. И так до отвала.

Узбеку ничего не оставалось, как взмолиться, прося оставить его в покое, чтобы Ибрагим больше не заставлял его есть.

Как бы там ни было, от мяса осталось совсем немного. А переевший сосед едва доплелся до своего дома, с трудом передвигая ноги.

Наутро Ибрагим приехал на базар за куревом и за другими покупками. На краю базара, где обычно продавали курево и насывай[3], он заметил толпу. Приблизившись к ней, он увидел, как сосед с азартом рассказывал собравшимся:

– Я думал, что эти люди едят только мамалыгу, а они за один присест съедают одного барана. Вот почему, оказывается, они такие здоровые! Я-то думал…

Послушав его, старик-узбек из толпы с упреком в голосе сказал:

– Прежде чем судить о целом народе, надо с ним пуд соли съесть, так-то, дорогой-хороший, – сказав это, он растворился среди торгующих. После этого разошлись и остальные.

Доволен тем, что удался его замысел, Ибрагим вернулся домой в хорошем настроении, позабыв купить даже курева.

После этого случая отношение местных к переселенцам заметно изменилось, и изменилось в лучшую сторону.

Потом, когда Ибрагим вернулся на Родину, его сосед-узбек дважды приезжал к нему в гости. Несмотря на то, что с того курьезного момента прошло довольно много времени всякий раз, когда гость видел то самое тегене, он про себя недоверчиво думал: «Этот еще может учинить какую-нибудь хитрую штучку…»

В надежде приятно встретить Новый год супруга Самата, будучи в городе, накупила детям подарков и продукты для новогоднего стола. Среди подарков была маска, напоминающая бывшего вождя – Леонида Ильича Брежнева. Дети играли, по очереди надевая эту маску. Больше всех маска подошла старшему сыну Махаю, так как он всей статью напоминал бывшего генерального секретаря и даже умел говорить его голосом.

Дети Самата похвастались этой маской перед всеми соседскими приятелями. Те, в свою очередь, тоже придумали план, по которому генеральный секретарь должен был сам лично проведать всех соседей и поздравить их с наступающим Новым годом. А значит, и напугать.

Группа детей во главе с «Брежневым» сначала подошла к дому Шохая – дяди Махая. Они подвели Махая, то есть генерального секретаря к порогу, постучали в двери, а сами спрятались за каменным забором.

Двери открыла супруга Шохая. Увидев на пороге «Брежнева» и по голосу признав в госте самого вождя, она схватилась за сердце и издала истошный крик.

Услышав крик жены, Шохай, сидевший в зале перед телевизором, бросился к ней. Увидев в коридоре «Брежнева», он до того растерялся, что не сразу смог вспомнить имя генерального секретаря. Став свидетелем такого замешательства дяди, Махай вышел из роли «генерального секретаря партии».

Тут уже Шохай стал неуправляем, то ли ему не понравилось, что «Брежнев» вдруг превратился в Махая, то ли то, что Махай пришел к ним в гости в образе великого вождя, кто знает. Но он, схватив топор, бросился за племянником и его шумными друзьями.

Много ли надо было подвыпившему на празднике Шохаю? Он бросился за детворой.

Махай, заподозрив неладное, так побежал, что потерял по дороге маску вождя.

Не догнав озорников, но прихватив маску, Шохай вернулся домой. К тому времени его супруга пришла в себя и старалась расставить свои мысли по порядку. Но, увидев, что Шохай заходит в дом с топором в одной руке и с головой «генерального секретаря» в другой, она опять потеряла только что вернувшееся сознание.

Музафар не только в праздники, но и в будни не откажется от рюмки водки, лишь бы ему налили.

В то время, когда народ, готовясь к встрече с очередным наступающим Новым годом, закупал шампанское и всякие яства на столы, запасался всем, что необходимо в такие праздники, Музафар, с такими же, как он сам, друзьями сидел за столом в кафе, где всегда можно было бы угоститься рюмочкой горячительного.

Одним словом, когда Музафар, довольно-таки выпивший, собрался домой и вышел из кафе, было темно. Он по шуму реки понял, в какую сторону надо двинуться. Так как он проживал на другом берегу реки, он пришел к выводу, что надо найти мост и пройти по нему осторожно. Пить не так тяжело, как тяжко пройти по этому узкому мосту. Это было испытанием, пройти, как по мосту Сират, то есть по мосту, по которому суждено пройти всем, кто попадет на тот свет…

Как бы то ни было, Музафар живым-здоровым прошел на ту сторону. Но на той стороне его взору открылась такая картина: белый козлик, выставив две передние ноги, лакомился листьями молодой ивы. Это было так на самом деле. Но Музафару почудилось совсем другое – он бросился по горке вверх, повторяя «бисмилляхий, бисмилляхий…».

На следующий день в кафе, сидя за новогодним столом, Музафар рассказывал своим приятелям о «белом джине», которого встретил вчера ночью возле реки.

– Если дошло до этого, – сказал Саня, которого на самом-то деле звали Сюлемен, – значит, ты уже догнал меня. Русские это называют «белой горячкой».

Музафар, услышав такое, поверил в это, и такой страх обуял его, что он даже не прикоснулся к стакану, который наполнили для него.

Как раз в это время позвонили в «Скорую помощь». На той стороне реки тяжело заболел кто-то. Но потому как машина «Скорой помощи» уехала по каким-то делам в город, медсестра Халимат, которой выпало дежурство в новогоднюю ночь, решила пешком добраться до больного. Она поверх белого халата надела куртку, взяла свой медицинский чемоданчик и бегом направилась на ту сторону реки.

Халимат, когда шла по мосту, встретилась с Музафаром, который быстрыми шагами прошел мимо нее. Музафар шептал: «Бисмилляхий, бисмилляхий…» Услышав это, Халимат поняла все. Она побежала за Музафаром. Догнав его, девушка решила успокоить его:

– Это я – Халимат. Чего ты испугался?

Друзья и их супруги стали жить обычной сельской трудовой жизнью. Тагиб стал работать в строительной бригаде, а Халим стал заведующим овцетоварной фермой. Их супруги – Людмила и Светлана – стали своими в горском селе. Они активно помогали не только своим мужьям, но и их многочисленным родственникам. И те, в свою очередь, с благодарностью отзывались о них.

 

---