• Жанр: проза

  • Язык: русский

  • Страниц: 61

Хаким – пока еще маленький.

У него есть старший брат  Хусей. Он ходит в школу, поэтому умеет разговаривать по-русски. Есть у него и сестренка – маленькая Зули. Она вечно семенит, уцепившись за бабушкин подол.

Отец Хакима Аслан – проводник в горах, мать Айбийче – учительница, дедушка пасет колхозных овец. Дедушку Хаким видит редко, тот весь год проводит на стойбище в местечке названием Огюз-Урган[1], спускаясь только для того, чтобы сменить одежду.

Есть у Хакима и два друга: Чачий и Клип. Это их прозвища. А настоящие свои имена они, видимо, забыли и сами.

МУРАДИН ОЛЬМЕЗОВ

 

ПОВЕСТИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

ДЕРЕВЯННАЯ ЛОШАДКА С ОБЛОМИВШИМСЯ КРЫЛОМ

 

Повесть для детей

Часть первая

ЛАВИНА

                                                                     ПРОЛОГ

Шел 1939 год…

                                                                ХАКИМ

Хаким – пока еще маленький.

У него есть старший брат  Хусей. Он ходит в школу, поэтому умеет разговаривать по-русски. Есть у него и сестренка – маленькая Зули. Она вечно семенит, уцепившись за бабушкин подол.

Отец Хакима Аслан – проводник в горах, мать Айбийче – учительница, дедушка пасет колхозных овец. Дедушку Хаким видит редко, тот весь год проводит на стойбище в местечке названием Огюз-Урган[1], спускаясь только для того, чтобы сменить одежду.

Есть у Хакима и два друга: Чачий и Клип. Это их прозвища. А настоящие свои имена они, видимо, забыли и сами.

ТЕРСКОЛ

Семья Хакима живет в селении Терскол.

Оно расположено у подножья Эльбруса на высоте 2200 метров и со всех сторон окружено высокими горами, южные склоны которых густо заросли сосняком.

 Выше Терскола только поляна Азау – самое красивое место в Баксанском ущелье. Дальше – только отвесные скалы, упирающиеся в небеса. Через поляну, пенясь, бежит одноименная речушка.  Смирная и безобидная зимой, как ягненок, летом она легко ворочает камни величиной с откормленного вола, с шумом ударяя их друг о друга,  и ревет, как раненый зверь.

РАННЕЕ УТРО

— Ата[2], возмешь меня завтра с собой? – просит Хусей у отца шепотом, чтобы не слышал Хаким.

— Возьму, — шепотом же отвечает отец. – Но сможешь ли ты проснуться на рассвете?

— Конечно, смогу! – радуется Хусей.

— Молодец! – по-русски хвалит его отец и гладит по голове. — А сейчас иди спать.

Когда Аслан и Хусей подошли к поляне Чегет, туристы уже собрали свои палатки и были готовы к походу. Построив их за собой, Аслан направился к перевалу Тонгуз-Орун.

Туристы идут друг за другом строем,  словно журавли в стае. Хусей же бегает самостоятельно: легко, как козленок, вспрыгивает на камни, гоняется за бабочками… Еле переводящие дыхание туристы следят за ним с большим удивлением.

Самому же Хусейчику кажется, что раскинь он сейчас руки – и полетит, как птица.

ЛАВИНА

Аслан решает сделать привал.

Сразу видно, что туристы устали. Кто-то сразу садится на ближайший валун, кто-то просто валится в траву. Но есть одна вещь, заставляющая их забыть об усталости – могучая неописуемая красота балкарских гор. Все любуются окружающими видами, как вдруг раздается грохот, заставляющий туристов вздрогнуть. Это – лавина.  Снежный поток, сорвавшийся с кручи, струится, как водопад.

— Не бойтесь! – успокаивает туристов Аслан. – Она сюда не доберется.

— Только для того, чтобы увидеть это, стоило приехать сюда! – восклицает один из парней, хватаясь за фотоаппарат.

— Сейчас налетит ветер, но беспокоиться не стоит. Он вреда не принесет.

Внезапный порыв ветра подтверждает слова Аслана.

Лавина, достигнув дна ущелья, вздымает вверх облако снежной пыли, которая окутывает округу туманом. Начинается снегопад.

Туристы радуются, словно дети.

Но очень скоро опять выглядывает солнце, и все вокруг чисто и ясно.

ДОНГУЗ-ОРУН

— Эта отвесная гора с ледяной шапкой, с которой сорвалась лавина, как она называется? – спрашивает Сергей.

— Тонгуз-Орун-Баши.

— Какова ее высота?

—  4468 метров.

— А вон та гора по соседству с ней?

— Накра. 4200 метров.

— Кто-нибудь восходил на них? – спрашивает Илдар.

— Нет, — отвечает Аслан. – Пока еще нет!

— И желающих подняться нет?

— Есть! – отвечает Аслан.

Взгляд его загадочен и решителен.

СХВАТКА ТУРОВ

— Трогаемся! – говорит Аслан. – Идти еще долго.

Туристы опять выстраиваются за Асланом на узкой тропе. Они держат путь к перевалу Донгуз-Орун. Добравшись до крутых троп над озером, решают немного отдохнуть и пообедать.

Перед началом восхождения на склон Аслан предупреждает:

— Тропа крута и опасна, будьте осторожны!

Через особо трудные места Аслан переводит туристов сам.

Так, потихоньку, добираются до полянки над скалой.

Перевал Донгуз-Орун лежит перед ними.

— Подкрепитесь немного и отдохните, — говорит Аслан, — до перевала уже недолго.

— Ата, что это за звуки? – спрашивает вдруг Хусей. Туристы настораживаются.

— Туры дерутся, — говорит Аслан, вглядываясь в ту сторону, откуда раздается шум.

-Где? Где? – Отдыхающие возбужденно вскакивают с мест. – Покажите нам!

— Смотрите туда. – Аслан указывает рукой в сторону скал.

Туристы наблюдают за схваткой туров, раскрыв рты. Один тур стоит у кромки скалы, уперев ноги, а другой с разбега бьет его рогами.  Затем они меняются местами. Аслан не раз был свидетелем выяснения отношений туров, но такой схватки  он видел впервые.

— Вот — настоящие джентльмены! – восклицает сухощавый высокий парень. – Бесхитростная, честная дуэль!  А  их дамы! Вы только посмотрите, с каким достоинством они наблюдают за схваткой!

— Перестань! – злится на него Света.

И обернувшись к Аслану, спрашивает:

 – Аслан, нельзя ли их как-нибудь остановить? Они убьют друг друга!

— Ничего страшного не произойдет, побежденный просто уйдет.

— А если не уйдет?

— Тогда он будет сброшен со скалы.

— Так о том и речь!

— Света, ты сама понимаешь, что лучшее, что мы можем сделать – не обращать на них внимания.

— Не понимаем и понимать не хотим! – вмешивается в разговор Галя.

  В это время со скалы с грохотом срывается камень и устремляется вниз по склону.

Гуждар, тур-вожак, прекратив схватку, издает пронзительный свист, и все стадо в мгновение ока исчезает из глаз.

ЖОЛБАРС

Сияние небосвода слепит глаза.

Бийсо направляет свое стадо на склон, заросший типчаком, снимает с головы войлочную папаху и прислоняется к нагретому камню. Ледники Эльбруса блестят на солнце и, кажется, делают округу еще светлей.

— Хусей, подойди сюда, — окликает он своего внука, играющего с Жолбарсом.

Жолбарс – здоровенная кавказская овчарка с огромной головой.

Хусей подбегает к деду и присаживается рядом.

— Видишь водопад? – спрашивает Бийсо.

— Вижу.

— А знаешь, как он называется?

— Нет.

— Кёкюрек.*

— А почему?

— Разве он не напоминает человеческую грудь?

— А нижний водопад как называется?

— Солтан.

— А это почему? Ведь Солтан — это имя.

— Кто знает… Может, в чью-то честь… Но что-то в нем есть и от турецкого султана, видишь, как он горделив!

Помолчали.

— Знать название каждого камня, каждого родничка своей земли – обязанность любого балкарца, не забывай об этом, мой мальчик. Вон тот бурлящий нарзанный источник называется

Жылы-cуу[3]. Видишь, он дымится? Вода этого источника целебна, не зря сюда приезжают

люди со всего Карачая и Балкарии.

              Заметив поземку над Эльбрусом, Бийсо взлохматил голову Жолбарса:

— Эй, волосатоногий друг мой, погода портится, надо собирать стадо.

Напялив свою папаху, Бийсо встает, опираясь на свой пастушеский посох.

         ОВЕЧЬИ ЧАСЫ

Эльбрус мгновенно окутывается туманом.  Холодный ветер волнами гонит его вниз и в мгновение ока он – густой и влажный – заполняет всю округу. Жолбарс, уже собравший стадо в кучу, чутко озирается по сторонам: могут напасть волки.

— Погоним стадо в стойбище? – спрашивает Хусей.

— Нет, сынок, еще рано. Пригонять стадо в стойбище раньше времени — позорно для чабана.

— А как ты узнал, что еще рано – ведь у тебя нет часов? Да и солнца за туманом не видно.

— Вот мои часы, — говорит Бийсо, указывая на стоящего невдалеке валуха.

Хусей смотрит на него  с непониманием.

— «Кютю-кютю», — подзывает Бийсо к себе валуха. – Время можно узнать по глазам баранов. Видишь, сейчас у него зрачок небольшой. Так бывает в середине дня. А к наступлению сумерек он значительно увеличится. И это не зависит от того, ясная стоит погода или пасмурно.

Туман становится все гуще. У Хусея тревожно на душе…

— Аппа, а мы не заблудимся?

— Не бойся, сынок, козел-вожак не даст нам заблудиться.

           ХАМЗАТ

Хамзат, отец Айбийче, был зажиточным, уважаемым в селе человеком. Для приумно-жения своего достатка он трудился не покладая рук, ни днем ни ночью не зная покоя. У него было стадо овец, около двадцати дойных коров, участок под пашню, волы, верховая лошадь.

Когда в горах началась коллективизация, Хамзат сдал свое стадо в колхоз, а сам остался при них чабаном. Но даже такая предусмотрительность не спасла его от беды.

Однажды ночью в кош** явились милиционеры и забрали Хамзата – как «кулака», «врага народа».

Понимая, что, если его будет судить «тройка» — не миновать Сибири не только ему, но и его семье, Хамзат решился на крайность: он набросился на одного из конвоиров и его застрелили.

В какой-то мере расчет Хамзата оправдался – его семью не сослали. Но из добротного дома выселили:  в нем расположился сельсовет.

Вдова его с детьми на руках осталась на улице в буквальном смысле слова – им совершенно негде было приткнуться.

Сочувствующих им, желавших накормить-напоить было предостаточно, но – мешал страх. Пришлось жене Хамзата Кябахан ютиться с четырьмя детьми по сараям, куда сострадательные родственники по ночам  тайком приносили еду, не давая им умереть с голоду

После многих мытарств, их, наконец, согласились принять в колхоз. Старшие сыновья Кябахан

подросли и постепенно стали на ноги: построили дома, женились. Тарюк  стал работать табунщиком, а Бийберт выучился на ветеринара.

Сама Кяба осталась жить с младшим сыном Азнором.

_________

**Кош- кошара, стойбище.

         ГРУШЕВОЕ ТОЛОКНО

Кяба, мать Айбийче, была родом из Ак-су – Белой речки.

Белая речка – замечательно красивое место. Со всех сторон оно окружено лесом, в котором какие только деревья не растут. Мимо селения протекает речка. Вода в ней так чиста, что если бы не рябь, изредка пробегающая по ее поверхности, кажется, ее нельзя было и заметить. Рыбы в ней водится множество. Но ее никто кроме ребятишек не ловит. Да и те рыбачат ради забавы – рыболовство издавна считается у балкарцев недостойным делом.

Гор здесь, можно сказать, нет. Так, холмы какие-то. Или это так кажется Хусею после Терскола. Конечно, по сравнению с терскольскими белоснежными вершинами, упирающимися в небеса, белореченские горы  – пригорки.

Хусей с матерью приехал к бабушке погостить.

Он быстро сдружился с соседскими ребятишками, которые взяли его с собой собирать груши-дички.

Хусей на пару с двоюродным братом Азретом собрали два мешка груш. Вечером, оседлав своих осликов, положив мешки перед собой, они поехали домой. По мешку они собрали и на следующий день.

Бабушка Кяба чисто помыла груши и разложила их на войлочных коврах. Когда груши высохли, она опять ссыпала их в мешки и сказала:

— Отвезите на мельницу, пусть Ако помелет их.

Мельник Ако – здоровенный мужчина с белой бородой. В свое время он активно участвовал в гражданской войне на стороне красных. – Явились, партизаны, — приветствовал он

мальчишек. – куутом[4] захотелось полакомиться?

Он занес их мешки внутрь и принялся за работу.

Мельница наполнилась приятным грушевым запахом.

              К моменту возвращения мальчишек с мельницы двор был полон ребятни.

Смешав грушевое толокно со сметаной, Кяба скатала из этой смеси аппетитные шарики, которые, вынеся во двор, раздала ожидавшим детишкам.

              МЕДВЕЖОНОК

— Давай поднимемся на Хари, — предложил однажды утром Азрет. – Отец сейчас там табун  пасет.

— Давай!– обрадовался Хусей.

— И Кочара прихватим с собой, — сказал Азрет. – Его отец тоже там. Он живет в Верхнем ауле.

— А покушать по дороге у нас есть что?

— Есть. Я об этом еще вчера позаботился.

              — Только давай предупредим бабушку, а то она ругаться будет.

— Нет, если она узнает, не отпустит нас. Начнет ворчать: волки, мол, там, медведи…

Прихватив с собой дорожную снедь, мальчики потихоньку смылись из дома. В Верхнем Ауле к ним присоединился Кочар.

Пройдя довольно долгий путь по узкой крутой тропинке, мальчики, уставшие и проголодавшиеся, сели отдохнуть на маленькой красивой поляночке.

Умывшись водой из родничка, они принялись было за еду, как вдруг раздался истошный крик.

Кричал какой-то зверь. Оторопевшие мальчики начали озираться и увидели маленького медвежонка, который, явно спасаясь от кого-то, быстро взбирался на дерево. Почти сразу увидели они и его преследователя: это был огромный кабан!Подбежав к дереву, на которое взобрался медвежонок, он стал кружить вокруг него.

              Следом, свирепо рыча, появилась медведица – мать медвежонка.

Кабан, не раздумывая, бросился на медведицу, но она ударом могучей лапы отбросила его в сторону, как мячик.

У кабана из шеи заструилась кровь, но он развернулся и снова бросился на медведицу. На сей раз медведице не удалось с ним справиться: острыми, как бритва, клыками кабан распорол ей живот.

Перепуганные мальчики повскакали на ноги и стали карабкаться на деревья.  Но зверю было не до них: истекая кровью, он исчез в лесу.

Как только кабан скрылся из глаз, мальчики стремглав помчались по направлению к селу.

               ЖЕРЕБЕНОК

Однажды Тарюк забрал с собой Хусея, Азрета и Кочара на пастбище.

Какая там была красота!

Посмотришь с утеса вниз и видишь густой лес, зеленые островки полян, источники, посмотришь вверх – заросшие типчаком склоны, гребнистые вершины гор.

Тишину, царящую в округе, изредка только нарушают крики уларов и клекот парящих в небе орлов.

Каждый вечер мальчики отправляются в ночное. Что может сравниться с чувством, которое

испытываешь, когда, завернувшись в бурку, смотришь на звездное небо! Так, наблюдая за звездами, мальчики незаметно засыпают…

В табуне есть жеребеночек с белыми копытцами. Кобылица-мать никого к нему не подпускает. Но удивительно другое: стоит кому-нибудь приблизиться к этому жеребенку, начинает недовольно рыть копытом землю и жеребец! Но жеребенок настолько красив, что удержаться от желания погладить его по мягкой длинной гриве невозможно. Что только ни делают мальчики, но так и не могут приручить жеребенка.

Однажды ночью случилась беда. На табун напали волки, и кобылица, убегая, сорвалась со скалы.

Жеребеночек осиротел.

Теперь он не шарахается от ребятишек. Они приучили его к соске, и он постоянно следует за ними.

Отец Кочара Таро спускался за какой-то надобностью в село и привез мальчикам колокольчик, который они сразу же повесили на шею жеребенка. Теперь, когда жеребенок начинает  резвиться, колокольчик заливается серебристым звоном, напоминающим журчание ручейка. Звон этот наполняет сердца мальчишек радостью.

            АЗНОР

               Азнор всегда мечтал об авиационном училище, но так как туда принимали только с восемнадцати лет, он поступил в педучилище в Нальчике. К счастью, в Нальчике был авиаклуб, куда он сразу же записался.

Теперь Азнор до обеда ходил в училище, а после обеда посещал занятия в авиаклубе. Некоторое время курсанты прыгали с парашютом с вышки. Но однажды инструктор построил курсантов и сказал:

— Сегодня будем прыгать с самолета!

 Чем очень их всех обрадовал.

Разбежавшись на зеленой лужайке, самолет оторвался от земли. Он быстро набирал высоту. Когда они были уже высоко над землей, инструктор приказал:

— Приготовиться!

Первым должен был прыгать Азнор. Было немного страшновато, но он, стараясь, чтобы его не сорвало ветром, взобрался на крыло самолета.

Увидев его готовность, инструктор скомандовал:

— Прыгай!

Азнор без колебаний прыгнул. Секунды через три он дернул железное колечко. Когда парашют раскрылся, его сильно дернуло, но затем падение стало плавным.

Азнор с непередаваемой радостью смотрел на свое родное селение  с высоты птичьего полета.

В этот день Азнор сделал первый шаг к своей мечте.

              НЕМЕЦКИЕ ТУРИСТЫ

 Туристическая база «Эльбрус» расположена в поселке Тегенекли. Сейчас она полна немецких туристов. Это высокие, русоволосые, опрятные парни. Без всякого сомнения, все они проходили военную службу. Инструктором у них Аслан.

Сразу видно, что у этих парней есть опыт хождения в горах. Некоторые из них профессиональные альпинисты. Куда бы ни пошла группа, немцы постепенно разбредаются в разные стороны. Будь воля Аслана, он не позволил бы им так себя вести. Но ему запрещено делать им замечания.

              Иногда в душу Аслана закрадываются смутные подозрения насчет них, но он утешает себя мыслью, что никакой диверсии в этих горах совершить невозможно. Один из немецких парней сдружился с Асланом. Зовут его Фридрих. По-русски он говорит замечательно. Иногда Аслан приглашает его в гости. И каждый раз Фридрих приносит ребятишкам шоколадные конфеты.  А Хакиму он подарил фонарик. Такого фонарика нет ни у кого во всем Баксанском ущелье, он вызывает удивление даже у взрослых мужчин.

Фридрих очень любит есть горячие балкарские хычины со сметаной. А айран для него – вообще ни с чем не сравнимая вещь.  Аслан постоянно таскает ему айран в своей фляжке.

               КРАШЕНЫЕ АЛЬЧИКИ

Фридрих приехал и на следующий год. Но уже с другой группой.

Он привез подарки всем: Маро и Айбийче – платки, Бийсо- курительную трубку, Аслану – бинокль, Хусею – ножик, Хакиму – игрушечный «Мерседес», а маленькой Зулике – нарядную куклу.

 В прошлом году Фридрих облазил  окрестности Эльбруса с Асланом. Но в этом году он предпочитает ходить с двумя-тремя из своих товарищей.

Иногда Аслан и Фридрих поднимаются в горы вдвоем и замечательно проводят время, неторопливо беседуя у костра.

Прошел уже почти год, как фашистская Германия напала на Польшу. Фридрих эту тему не затрагивает, а Аслан ни о чем не спрашивает.

Перед отъездом Фридрих зашел к Аслану домой. Он старался выглядеть веселым, но в глазах его была заметна грусть.

Айбийче вручила ему приготовленные подарки: шерстяной свитер и три пары шерстяных носков – для него самого, его жены и для их сыночка. Аслан подарил ему отделанный серебром турий рог, а Хаким – десять крашеных альчиков. Не пожалел Хаким даже свою биту – большой турий альчик..

— Отдай их своему мальчику, — сказал он, улыбаясь. – А на следующий год привози его с собой – я научу его, как играть.

Когда Аслан перевел его слова, Фридрих крепко обнял мальчика и поцеловал в пухлые щечки.

ТЕБО

Младшая сестра Кябы – Лейсан живет в Булунгу.

Она со своим сыном Харуном приехала в Терскол навестить Кябу. Харун постарше Хусея, но они быстро сдружились.

Однажды Хусей повел его к Терскольскому леднику. В ущелье Терскол у старого Зейтуна есть кош. Он угостил мальчиков, накрошив хлеб в тарелки со сметаной.

— Передавайте привет моему другу Бийсо, — сказал Зейтун с улыбкой, выйдя проводить мальчиков.

— Харун, давай поднимемся вверх по этой песчаной лощине, — предложил Хусей. Песчаная лощина расположена в самом устье ущелья, с северной стороны.

— Давай! – согласился Харун.

Дорога оказалась гораздо труднее, чем они предполагали. Несколько раз у Хусея возникала даже мысль повернуть обратно, но ему было стыдно перед Харуном.

Через два часа упорного подъема они с трудом вышли к 105-му пикету.

Харун, впервые видевший Эльбрус так близко, смотрел раскрыв от изумления рот. Он не мог поверить своим глазам. Ему захотелось потрогать своими руками лед, и они пошли к леднику. На леднике заглядывали в трещины, с опаской подходя к самому их краю.

В небесах, где не было даже намека на облачко, парили два орла.

Хозяйничал на 105-ом пикете Тебо, друг Аслана. Узнав, каким путем добирались мальчики, он сильно рассердился:

— Так не рискуем подниматься даже мы! Там же песок струится, как вода! Как только вас не смыло?!  Погоди, вот я расскажу об этом твоему отцу…

Посмотрев на понурившихся мальчиков, Тебо не стал больше их ругать.

— Пойдемте, накормлю вас. Похоже, вы проголодались.

Пообедав и немного отдохнув, мальчики тронулись в обратный путь.

Когда они добрались до села, был уже вечер.

              ВОЙНА

            Началась война.

Лучших своих сыновей Советская власть послала защищать Родину. Людей, способных держать в руках оружие, не было теперь не только в Терсколе, но и во всем Баксанском ущелье.

В горных ущельях воцарилась тишина.

Аслана арестовали на следующий день после начала войны.

Обвинили его в пособничестве фашистам. Доказательством служили подарки, сделанные Фридрихом ему и его семье.

Никаких оправданий слушать не хотели.

Несчастная Айбийче только и могла сделать, что безутешно рыдать.

Тарюк и Азнор тоже ушли на фронт. Бийберта, как ветеринара, не стали забирать, оставили в колхозе. Азнора послали в летное училище, по окончании которого ему присвоили звание младшего лейтенанта.

Нельзя было без жалости смотреть на Бийсо и Маро, единственного сына которых арестовали. Особенно угнетало Бийсо то, что сына его обвиняли в предательстве. «Нелепая страна, — говорил он. – Сама она пригласила сюда немецких туристов, сама дала моего сына им в проводники. В чем же его вина?!»

Каково было сынишкам Аслана, не стоит и говорить. В селе у них были как друзья, так и недоброжелатели, и много чего пришлось услышать мальчикам…

НЕМЕЦКИЙ ДЕСАНТ

Докатилась война и до Кавказа.

Немецкие самолеты с черными крестами на борту теперь беспрепятственно приземляются и взлетают с поляны у подножья Эльбруса.

            Десант, высадившийся ранее, подготовил аэродром, а сам обосновался высоко в горах.

Красноармейцы воюют самоотверженно, но немецкие солдаты (хотя, если быть точным, большинство из них – румыны) хорошо укрепились в горах, и наши войска ничего не могут с ними сделать.

Вскоре немецкие войска вошли в Баксанское ущелье и с равнины.

Не выдержав натиска фашистов, 37-я Армия отступила на территорию Осетии. Отряды красноармейцев, охраняющие перевалы, яростно сражаются с врагами. Нашим солдатам, не привыкшим вести бои в горах, очень трудно воевать против отборных егерских частей из «Эдельвейса». Наверняка, гораздо более успешно воевали бы против них отряды, сформированные из местных  парней. Но они воюют в российских степях…

Однажды к Бийсо, сидящему на завалинке, подошел и поздоровался немецкий офицер.

— Бийсо, — обратился он к старику.

Поняв его дальнейшие слова как вопрос, узнает ли он его, Бийсо равнодушно ответил:

— Да, узнаю, ты Придрих.

На шум голосов выглянула Айбийче.

— А Аслан, наверное, на фронте? – спросил Фридрих, подходя к ней.

— Нет, благодаря тебе его обвинили в шпионаже и арестовали. И где он теперь, мы не имеем понятия, — ответила Айбийче.

Вышли во двор и мальчики. Но никто из них не подбежал к нему. Фридрих извинился и, сев в ожидавшую его машину, уехал.

Больше он ни разу не приходил в дом Бийсо.

ПЛЕННЫЕ

Немецких солдат, находящихся в Приэльбрусье, расквартировали по домам местных жителей. Нет постояльцев только в доме Бийсо. Видимо, это заслуга Фридриха.

Двоих наших солдат немцы взяли в плен. Выглядят они очень плохо, видимо, их изрядно избили.

Им поручено таскать воду и колоть дрова.

На ночь их запирают в кладовой дома, где живет Клип.

Клип, отец которого погиб на фронте, люто ненавидит фашистов. Его мать по ночам, пользуясь моментом, когда часовой отлучается, тайком подкармливает пленных, подсовывая еду под порог.

Однажды случилась такая история.

Румынские солдаты, опьянев, отобрали у местного жителя жирного барана и зарезали его.

Узнав об этом, туда незамедлительно явился Фридрих и приказал заплатить за животное. Он так рассвирепел, что, казалось, сйчас выхватит писталет ирасстреляет их на месте. Отчитав солдат, он тут же уехал обратно.

Хусей, Хаким и Клип долго ломали головы, чтобы найти способ спасти пленных, но ничего не смогли придумать.

— Давайте сообщим об этом партизанам, — сказал Хаким шепотом.

— А как мы найдем партизан? – спросил Клип.

— Дедушка знает, спросим у него, — сказал Хусей, озираясь по сторонам.

Вечером Хусей поделился своими мыслями с дедушкой. Никогда до сих пор не повышавший на внука голос, Бийсо буквально рассвирепел.

— Что ты болтаешь, собачий сын?! Забаву себе нашел?!

Но остыл Бийсо так же быстро, как и вскипел.

— Ты представляешь себе, чем это может обернуться для села? Такие дела нужно делать с величайшей осторожностью.

Утром, оседлав своего ослика, Бийсо отправился по дрова. За дровами должны были пойти и пленники.

Бийсо шел по лесной тропе, погоняя перед собой нагруженного ослика. Поравнявшись с часовым, охранявшим заготавливающих дрова пленников, он ударил его по затылку своим посохом. Бийсо был стар, но сила в руках у него еще была. Отобрав у упавшего немца автомат, пленные скрылись в лесу, гоня его перед собой.

Бийсо вошел в село и, увидев первого же фашиста, начал кричать, указывая рукой в сторону леса:

— Партизан! Партизан!

Немцы ринулись прочесывать лес. Но вскоре вернулись, не найдя ни  партизан, ни своего товарища.

Что к этому мог быть причастен Бийсо, никому в голову, кроме Хусея, не пришло.

               БЕЛЫЙ ПЕТУХ

Немцы, появившиеся внезапно, так же внезапно исчезли. Перед уходом они забирали  из домов местных жителей все, что им нравилось. Почему-то румынам очень нравились балкарские войлочные ковры.

Клип больше всего горевал о своем белоснежном петухе. Раздосадованный его неумолчным криком, один из фашистов свернул ему шею.

Хусей, выйдя на рассвете во двор, с удовлетворением смотрел на суматоху немцев: после Сталинградской битвы немцы боялись попасть в окружение.

Когда совсем рассвело, Хусей нашел у порога кожаный кошелек. Он был набит советскими деньгами. Давно мечтавший о велосипеде, он, никому не сказав ни слова, спрятал кошелек в щели между камнями забора.

Хусей догадывался, кто подкинул кошелек, но мечта о велосипеде, который он купит после войны, была так сильна, что у него рука не поднялась бросить его в огонь. Он еще не знал, что ему не придется воспользоваться этими деньгами.

               Часть вторая

                                                                    БУРЯ

               «СТУДЕБЕККЕРЫ»

              Прошла неделя, с тех пор как Айбийче вернулась  из Ак-Су. Погиб на войне брат Тарюк.

Смерть уже стала привычным делом. Вот и на старшего брата Чачия пришла похоронка. А ему было только восемнадцать лет.

Но живым надо было продолжать жить. И терскольцы, подтянув потуже пояса, не покладая рук работали на победу. Старики и подростки денно и нощно были со скотом, а женщины, придя с колхозных работ, вязали шерстяные носки и свитера для отправки на фронт.

В начале марта 1944 года в балкарские ущелья начали въезжать колонны «студебеккеров» с красноармейцами.

«Здесь уже нет войны, почему же сюда бросили такие силы?» — Эта мысль вселяла тревогу в сердца балкарцев.

Как и немцы, красноармейцы  расквартировались по домам. Встречали их радушно – не было семьи, у которой кто-нибудь да не воевал. Солдатам старались выделить лучшие куски из еды.

А утром 8-го марта наши доблестные офицеры превратились в бешеных собак. В каждый дом вошли два солдата и офицер.

Наставив на жителей автоматы, они начали кричать:

— Поторапливайтесь, бандиты! Мы переселяем вас!

Оторопевший Бийсо, не зная, что делать, взял по привычке чашу с айраном, чтобы подать гостям, но офицер ударил его, и старик, отлетев, ударился об стенку.

— Ты что делаешь, проклятый Аллахом?! – возмутился Бийсо.

— Молчать, старый бандит! – заорал офицер. В эту минуту он ничем не отличался от фашиста.

Один из солдат шепнул Айбийче:

— Возьмите теплые вещи и еду, дорога будет долгой. Побольше еды!

Айбийче потом долго благодарила в душе этого солдата. Выйди они из дому с пустыми руками, им пришлось бы очень туго.

           ГЕЗОХ

Несколько соседских семей рассаживали в одну машину.

Женщины плакали в голос, дети всхлипывали. Собаки скулили, коровы мычали, краснопогонники орали – утро 8-го марта напоминало светопреставление!

Под предлогом нехватки места часть нехитрого скарба несчастных переселенцев выбрасывали из машин.

Понравившиеся вещи солдаты без зазрения совести присваивали. И чем они были лучше фашистов?! Знали ведь, куда отправляют балкарцев!

Бийсо ни в какую не соглашался сесть в машину, и трое солдат буквально закинули его в кузов. Но он спрыгнул оттуда.

              — Сам ты бандит, и сам ты – собака! Что ты можешь сделать со мной? Убить? На, убей! – бросался он на офицера.

— Ата, мин, ёлтюред гъой[5], — взволнованным голосом сказал какой-то узкоглазый солдат. Видимо, это был казах.

Бийсо снова затолкали в машину.

Он опять собрался спрыгнуть, но Маро с криком вцепилась ему в руку. Из глаз Бийсо полились крупные, как у ребенка, слезы и заструились по небритому лицу.

Детей забрасывали в кузов, как щенят, не обращая внимания на их визг и плач.

Так же мало значила для них и старость.

Дедушка Чачия – Гезох давно уже не вставал с постели и его принесли на носилках.

— Куда вы тащите этого старого кабана? – закричал все тот же офицер. – Я тут здоровых не могу разместить! Уберите его с моих глаз!

— Мой сын погиб на фронте, пожалуйста,  позволь нам забрать старика! Что я скажу отцу своих детей, когда он вернется? – с плачем взмолилась к нему мать Чачия.

— Не по-человечески бросать его здесь, — вступился за нее какой-то солдат.

— Тебя забыли спросить! Ты слишком часто стал вмешиваться не в свои дела! Я помню, как ты себя вел, когда переселяли чеченцев! Знай свое место! – рассвирепел офицер.

Машины тронулись.

Гезох, беспомощный старик, остался лежать – еще живая пища для ворон…

ЗИКИР[6]

Машины остановились у железной дороги.

Народу – видимо-невидимо.

Шум-гам, плач.

Крики людей, разыскивающих друг друга.

Некоторые дети попали не в ту машину, где сидели родители, и теперь оказались в разных вагонах.

Несчастных балкарских стариков, детей, женщин загоняют в вагоны для скота прикладами. В один вагон впихивают по 13-15 семей. Никто не разговаривает. Все сидят понурившись, прижав к себе свой нехитрый скарб.

Эшелон трогается. Никто не знает, куда их везут и где высадят. Один из стариков, среди всеобщего молчания, начинает: «Ла-ила-ха илляллах!», и остальные обитатели вагона присоединятся к нему. Зикир, подхваченный многими голосами, набирает силу, звучит все громче и вскоре заполняет собой весь мир.

Ла-иля-ха илляллах!

Ла-иля-ха илляллах!

Ла-иля-ха илляллах!

       Мухаммадун расулуллах!

Волны непокорного зикира бьются о каменистые берега несправедливости, разлетаются  брызгами по свету…

Это сейчас – единственное, что может придать силы балкарцам, помочь им остаться людьми…

 ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Захватившие с собой провизию делятся ею с теми, кто не успел или не догадался взять съестное. Иногда солдаты дают кипяток, чтобы заварить чай.

В вагонах, предназначенных для перевозки скота, множество щелей, поэтому очень холодно.

Женщины, особенно девушки, сильно страдают из-за отсутствия туалета. Поезд останавливается только изредка, да и то на очень короткое время. Удалившихся от вагона больше чем на три шага могут пристрелить. А как молодым девушкам на глазах у всего народа лезть под вагон, чтобы справить нужду?

После того, как от разрыва мочевого пузыря умерли две девушки, Бийсо в одном конце вагона проделал дыру и занавесил угол войлочным ковром. Но и туда сходить стоит женщинам больших усилий.

Выдержать подобное унижение под силу немногим, и старики начинают умирать. Умерших надо обмыть, обрядить, похоронить. Считается  везением, если смерть совпадает с остановкой поезда и умершего можно похоронить возле полотна железной дороги. В противном случае конвойные на ходу просто выбрасывают труп из вагона.

Воды, чтобы искупаться, нет, в вагонах стоит жуткая вонь.

Завелись вши.

МОСТ

Когда доехали до Волги, поезд остановился, и конвоиры сошли с вагонов.

Слухи о том, что всех балкарцев везут, чтобы утопить в море, ходили давно. Увидев огромную реку, женщины, а следом и дети принялись реветь.

Седобородые старики, воздев руки к небу, молили Аллаха: «О, Всемогущий, мы – твои верные рабы, смилуйся над нами, не дай нам стать пищей для рыб!»

Один из солдат, сопровождавших вагон, где ехал Бийсо, оказался отъявленным мерзавцем: не было случая, чтобы, появившись в вагоне, он кого-нибудь да не обидел – словом ли, делом ли. Вот и сейчас, открыв дверь вагона, он закричал:

— Ага, изменники Родины, сейчас мы вас всех утопим в реке!

— Не бойтесь, это он просто болтает! – сказал молоденький лейтенантик, бывший с ним, и захлопнул дверь. Затем как следует отругал толстопузого солдата:

— До каких пор ты будешь продолжать издеваться над этими несчастными? Что ты возомнил о себе? Не забывай, что Вася погиб по твоей вине! Если об этом узнает майор, он с тебя живого шкуру сдерет!

Поезд медленно тронулся и вступил на мост.

Сразу же возобновился плач, рыдания, зикир. Плакали все.

Откуда бедным переселенцам было знать правду? А правда заключалась в следующем. В Астрахани над Волгой был построен новый железнодорожный мост, потому что необходимость в нем была велика. По ту сторону реки уже стояло несколько составов с оружием, которые срочно надо было отправить на фронт. Но мост надо было срочно испытать. И выход был найден…

 Поезд, а это был первый из четырнадцати  эшелонов, набитый балкарскими переселен-цами, медленно, очень медленно полз через мост.

Когда состав очутился на берегу, все вздохнули с облегчением. Но поезд снова пустили через мост – в обратную сторону. Кто-то пустил радостный слух:

— Слава Аллаху! Сталин узнал о несправедливости, которую над нами творят! Видите, нас возвращают обратно!

Несчастные переселенцы поверили в это с удовольствием.

Достигнув берега, поезд опять тронулся вперед, забрав конвой.

МОЛОДАЯ МАТЬ

У молодой женщины умер грудной ребенок. Зная, что будет, если об этом узнают конвойные, она, сколько могла, скрывала это. Но один из солдат все же догадался.

— Дай сюда своего волчонка! – сказал он, и, выхватив трупик ребенка у нее из рук, выбросил его из вагона.

Несчастную мать еле сдержали. Издав нечеловеческий крик, она рухнула замертво.

Вскоре поезд остановился у какого-то казахского селения. Отец молодой женщины вытащил деньги и протянул двум казахам:

— Аллахом прошу, похороните мою дочь согласно обряду!

— Убери деньги. Что мы, не мусульмане, что ли? – обиделись они. – Все сделаем как надо, не волнуйся.

ТРИ СЕСТРЫ

Солдаты сказали, чтобы каждый вагон предоставил им три человека, два ведра и пустой мешок – решено было раздавать переселенцам еду. Изнывающие от скуки подростки откликнулись на это с удовольствием. Уйдя с солдатами, они вскоре вернулись, неся хлеб и бульон.

Настроение у покушавших людей изменилось в лучшую сторону. Да и опасения, что их утопят в море, постепенно сходили на нет.

Иногда на обед давали бульон со свининой, но к нему не притрагивались – голод был еще не настолько силен.

В вагоне, где ехал Бийсо, умер старик из Чегемского ущелья. Три его дочери были безутешны. Поезд сделал остановку в степи, и дочери решили похоронить отца у железной дороги. Едва молодежь успела выкопать что-то наподобие могилы, поезд начал трогаться. Ребята повскакали в вагоны, а дочери старика, не в силах бросить тело отца так, остались стоять.

Один из конвоиров направил на них автомат:

— Все в поезд! Живо!

Девушки, казалось, не слышали его.

Конвойный, не раздумывая, дал очередь из автомата. Вместо одного трупа у дороги осталось лежать четыре.

ЛИЙКО

В совершенно ужасающем положении находилась женщина по имени Лийко. Не сумев собраться, она выехала совершенно без ничего, с шестью детьми на руках. Дети перебивались тем, кто что подаст. Но по мере того, как истощались запасы, желающих подавать им что-нибудь становилось все меньше, и они начали страдать от голода. Не будь похлебки, раздаваемой солдатами, они бы слегли.

Шел двенадцатый день изгнания.

Поезд остановился вдали от жилых мест; люди высыпали наружу. Лийко полезла под вагон по нужде. Когда она начала выбираться из-под него, тронувшийся поезд перерезал ее надвое.

Сколько людей так погибало, а все из-за того, что не рисковать и справлять нужду рядом с вагоном люди не могли – мешал стыд.

«НЕВОЛЬНИЧИЙ РЫНОК»

Постепенно от состава начали отцеплять вагоны и, когда доехали до окраины Алма-Аты, поезд состоял всего из пяти-шести вагонов.

— Прибыли, выгружайтесь!

Изможденные изгнанники высыпали на улицу, считая это величайшим счастьем.

Люди, встречавшие поезд, выглядели не лучше переселенцев. Забежав в вагоны, они начали подбирать случайно оброненные пшеничные и кукурузные зернышки, которые немедленно отправляли в рот.

Это были кавказцы, которых переселили раньше, чем балкарцев.

— О, горе нам, да они еще несчастнее нас! – запричитала одна из женщин, — как мы здесь прокормимся, на этой голодной земле?

Всех новоприбывших выстроили у железной дороги. Человек, пересчитывающий их, так размахивал своим прутом перед их лицами, что, казалось, он хочет выколоть им глаза. По  окончании этой процедуры, председатели колхозов, стоявшие тут, начали выбирать себе рабов.

— Да среди них нет никого, кто мог бы работать! Зачем нам лишние рты? – сказал один из них.

— Большинство из них – старики и женщины, такие работники нам не нужны, — поддержал другой.

— Нужны или не нужны – не вам решать! – оборвал их один из комендантов, прибывших вместе с ними. – Давайте, берите столько бандитов достается каждому – и в путь!..

Перед глазами Хусея возникла картинка из учебника истории, изображавшая невольничий рынок.

— Товарищи, вы зря волнуетесь! – нарочито громко, чтобы слышали и сами переселенцы, вступил в разговор еще один комендант. – Ни старики, ни дети долго не протянут, перемрут!

Он захохотал.

— А если кто не захочет умирать, скажите мне – я сам задушу его!

— Тогда начни с них, — сказала Айбийче и указала на шестерых детей Лийко. – Их отец на фронте, а мать попала под поезд.

Комендант немного смутился, но быстро пришел в себя.

— Нет, я начну с тебя, бандитская сучка! – заорал он и хотел наброситься на нее.

Не встань один из председателей у него на пути, он, без всякого сомнения, ударил бы ее.

— Если эти дети – сироты, надо отдать их в детдом, — сказал этот председатель. – Кто знает, может, они и выживут там.

— Вот ты и займись этим, — сказал комендант, который все еще не мог успокоиться.

— Я позабочусь об этих детях, — сказал председатель, обращаясь к Бийсо, стоящему рядом.

— Храни тебя Бог, добрый человек, — сказал Бийсо. И повернувшись к детям, добавил:

— Да будет вам покровителем Аллах!

КОНЮШНЯ

Забрав причитающееся им количество людей, председатели отправились в путь. Стариков и больных посадили на телеги, остальные пошли пешком.

Ни еды, ни питья.

В телеги были запряжены тощие, еле переставляющие ноги коровы, которые останавливались через каждые два шага. Не лучше передвигались и измученные балкарцы.

 К вечеру переселенцы добрались до какого-то маленького казахского аула и остановились перед конюшней.

— Жить будете здесь! – сказал однорукий председатель. – Для предателей и бандитов и это – чересчур хорошее жилище! Завтра утром все выходите на работу! Для неработающих – пайков нет!

Подростки почистили пол конюшни, натаскали со скирды  соломы, разложили ее на полу.

Еще до их приезда кто-то распустил слух, что в село привезут людоедов, и местные жители смотрели на балкарцев издалека, боялись подходить близко.

Бийсо отгородил угол конюшни войлочным ковром, и в этом закутке устроились три семейства. Чачий, Клип и Хусей жили теперь вместе.

Еще не рассвело, когда председатель и комендант разбудили балкарцев и погнали их на полевые работы. Поблажки не давали никому: ни детям, ни больным, ни старикам.

Кто не мог работать, был обречен на голодную смерть.

ЭМБЕК

Село, в которое попал Бийсо, называлось Эмбек.

Хорошую службу сослужило то, что балкарский язык был похож на казахский: жители села, увидев, что переселенцы такие же люди, как и они, начали постепенно подходить к ним, здороваться.

— Оказывается, они тоже мусульмане, — удивленно говорили они друг другу. Но возможности помочь балкарцам у них были весьма ограничены.

Наиболее сердобольные казахи начали подселять к себе балкарские семьи.

Старый казах Барылбек выделил Бийсо и его семейству половину своего дома.

В течение месяца от голода умерла вся семья Чачия и он сам. Бывало так, что у стариков не хватало сил выкопать могилу, и мертвые лежали по нескольку дней не погребенные. Когда трупы опухали и начинали смердеть, двух-трех человек освобождали от работы, чтоб похоронить умерших.

Хусей, Хаким и Клип копали могилу для своего друга Чачия два дня. Могилы обычно рыли неглубокие, по колено.

В течение года из стариков остался почитай только Бийсо.

Умерла и маленькая Зули. Ее похоронили Маро и Айбийче. Бийсо был болен, а мальчишки – слишком слабы.

Люди были до того измождены, что даже не могли оплакать как следует своих умерших.

До наступления холодов успели выкопать землянки и переселиться из конюшни. В них хотя бы не дуло.

Похороны стали одной из самых больших проблем для переселенцев. Зимой, когда земля промерзала, не было никаких сил копать, и трупы лежали на крышах землянок, занесенные снегом, до наступления тепла.

БАЗАР

Зима. Мороз.

Получив разрешение у коменданта, трое женщин, напялив на себя все что можно, отправились на базар.

Одна из них была мать Клипа. У нее оставалась единственная вещь, которую можно было продать – нагрудник, расшитый серебром. Бедные матери-балкарки выживали как могли: кто мог достать шерсть – вязали носки, свитера, у кого была швейная машинка – шили на заказ.

Базар был в районном центре, идти надо было по меньшей мере три часа. Но выхода у них не было, если не добыть на похлебку – изможденные дети умрут от голода.

Измученные холодом, женщины еле доплелись до базара.

Видя безвыходное положение переселенцев, у них все скупали за бесценок.

Так получилось и на этот раз. Купив кто курмач[7], кто пшеницу, кто муку, женщины отправились в обратный путь.

На полдороге их застала буря.

Падая и вставая, три женщины брели, уже не зная куда.

Начало темнеть. Стало ясно, что если они не найдут какое-нибудь укрытие, до рассвета им не дожить.

CАБИТ

Ни одна из женщин, ушедших на базар, не вернулась.

Утром обеспокоенные соседи отправились к однорукому председателю.

Председатель оказался вовсе не таким негодяем, каким показался в первый день. Видя безмерные страдания переселенцев, он многое передумал: «Их мужчины на фронте, нет женщины, которая не носит траур, так кто же из них бандит – женщины и старики? Не вытащи меня из-под огня парень-чеченец, разве мне довелось бы увидеть своих детей? Нет, я не могу согласиться, что государство поступает с ними справедливо!»

Председателя звали Сабит. Помогая балкарцам, он много раз конфликтовал с комендантом.

Сабит спешно запряг лошадь в сани и отправился на розыски пропавших женщин в райцентр.

Когда в отделении милиции о них ничего не смогли сообщить, Сабит понял, что случилась беда.

«Видимо, они заблудились и замерзли!» – подумал он, и сам вздрогнул от этой мысли.

На обратном пути он заметил красную тряпицу, висевшую на ветке саксаула. Подойдя поближе, он увидел, что это обрывок платья.

У Сабита кольнуло сердце. «Волки!» — простонал он…

Единственной своей рукой он начал ковыряться в снегу, вытаскивая человеческие кости, лоскутки одежды… Уложив все, что смог собрать, в сани, он сел, взялся за вожжи и заплакал в голос, как женщина.

Хоронить останки трех женщин собралось все село.

Могилу выкопали казахи.

Клипа Сабит несколько дней продержал у себя, а затем, накормив и дав еды на дорогу, отправил в детдом. Маленькую сестренку Клипа взяла к себе бездетная женщина.

СЫР-ДАРЬЯ

На пятнадцатый день пути поезд, в котором ехали верхнечегемцы, остановился на станции «Сыр-Дарья». Солдаты вывели переселенцев из вагонов и погнали их к берегу реки. Их сутки везли куда-то на пароходе и высадили на пустынном песчаном берегу. Затем, погрузив свое нехитрое имущество на верблюдов, посадив больных и стариков на телеги, они шли еще одни сутки.

В конце концов они остановились у какого-то здания среди степи. Это была контора совхоза, который предполагалось организовать для переселенцев. Осмотревшись, переселенцы заметили несколько землянок, крытых камышом.

Сразу по приезду умер один старик. Появилась первая могила.

Всех без исключения, будь то больной или старый, в тот же день погнали на рытье арыка.

Предполагалось провести сюда воду из Кызыл-Кумского канала.

Ни еды, ни питья не было. Одежда – рванье. Весь день, дрожа от холода, они горбились на работе, а вечером, падая от усталости, тащили на себе ветки чертополоха, чтобы развести огонь и приготовить что-нибудь поесть.

Толку от чертополоха было мало. Он сгорал быстро, не образовывая углей, и как только огонь гас, землянка моментально остывала.

Переселенцы с трудом дотянули до весны. Но оказалось, что в тех краях лето хуже, чем зима. Жара стояла такая, что казалось, земля вот-вот воспламенится.

На работу выходили до рассвета, а когда солнце поднималось высоко, прятались от невыносимого зноя по землянкам.

Припасы, захваченные из дому, закончились. От непривычного климата и непривычной пищи, от различных кореньев и растений, которые ели, пытаясь спастись от голода, многие страдали животом.

Были случаи, когда детишки жевали засохший человечий кал.

            Понятно, что ни о лекарствах, ни о врачах не могло быть и речи. В течение года количество могил превысило количество живых. А несчастных переселенцев еще и охраняли — ак будто они могли куда-то убежать! Охраняли молодые, здоровые солдаты, которые, наевшись, любили распевать песни:  «Ой, ты, Галя, Галя молодая, Обманули Галю, забрали с собою…»

КАСПОТ

Солдаты, которым удалось выжить на войне, разыскивают своих родителей, жен, детей по всему Казахстану и Киргизии.

Вернулся с войны и отец Чачия – Каспот. Но вернулся он на пепелище – из его родственников не осталось в живых никого. Историю гибели его семьи подробно рассказал ему старый Бийсо: начиная от брошенного на родине старого Гезоха до смерти малютки Нальдуз.

Могучий и мужественный Каспот за время рассказа не проронил ни слова, только слезы капали на песок.

С возвращением мужчин с фронта желающих издеваться над переселенцами поубавилось. Их побаивались – в ответ на издевательство они запросто могли ночью ворваться в дом и расправиться с обидчиками.

На этом деле погорело много кавказских парней, но все поняли, что отныне играть с честью переселенцев рискованно.

Каспот уже знал, что ему надо делать. В то время как он воевал, его семью уморили голодом! Нет, этого он простить не сможет! Месть! Только месть, если он еще мужчина!

Не прошло и недели после его приезда, как среди ночи запылал дом коменданта Петренко. Потушить пожар не смогли. Комендант и вся его семья сгорели заживо.

ЭГЕР

Тебо слышал, что его народ переселили в Среднюю Азию, но поверить в это не мог. Поэтому

с фронта он вернулся в Уллу Эл.

Но такого возвращения на родину нельзя было пожелать и врагу: во всем селе ни единой души. Дома, постройки, сараи – все разрушено, разграблено.

Когда Тебо вошел во двор родного дома, к нему, виляя хвостом, подошел старый пес и остановился, глядя ему в глаза. Это был Эгер, его собственный пес. Тебо крепко обнял одряхлевшего пса и почувствовал желание громко, навзрыд заплакать. Но он сдержался. Малодушие не к лицу мужчине.

Тебо просидел в своем дворе довольно долго. Затем, дав из своего дорожного пайка покушать Эгеру, он взял шинель, чемодан и направился к центру села. «Неужели ни одной балкарской семьи не осталось?» — думал он.

У места, где некогда стоял сарай безухого Трама, он заметил группу мужчин, копающихся в земле. Они были сваны.

Накануне переселения, когда в село стала въезжать колонна машин, многие, поняв, что это не к добру, закопали свои ценные вещи, надеясь, что когда-нибудь смогут ими воспользоваться. Эти четверо мужчин были «кладоискателями», а вернее сказать – обыкновенными грабителями.

Увидев Тебо, они подошли к нему.

— Ты кто такой? – довольно грубо спросил один из них.

— Если ты сам не видишь, кто я такой, то скажу – все равно не поверишь, — в тон ему ответил Тебо, задетый его грубостью. – Разве так разговаривают с майором Советской армии?

— Ты – предатель! Для нас позор – общаться с такими, как ты! – сказал второй на ломаном русском языке.

— Эти ордена и медали висят на моей груди,а не на вашей! Пока я, не жалея крови, воевал

с врагами Родины, вы прятались под юбками ваших жен! Это сейчас вы стали героями! Так что оставьте меня в покое, и так я не в себе! – рассердился Тебо.

— Да что ты с ним разговариваешь? Прибей его да и все! – вмешался в разговор ряболицый парень.

Тебо не понял, что именно он сказал, но по тону говорящего было ясно, что ничего хорошего он ему не сулит.

— За головы таких, как ты, НКВД платит нам хорошие денежки, — с ухмылкой сказал тот, который подошел к нему первый.

— Чур, золотые часики – мои! – сказал один из них.

— Шинель – моя! —  подхватил  второй.

— Чемодан – мой! – сказал третий.

— Мне, как всегда, ничего не досталось, — сказал четвертый и противно засмеялся.

 — Что, НКВД платит вам деньги за убийство героев, вернувшихся с фронта? – спросил Тебо. Он лихорадочно думал, что ему делать. С четырьмя ему не справиться.

— Нет! Мы убиваем не героев, а таких храбрецов-балкарцев, которые не хотят знать, где им положено находиться! А потом предъявляем их головы НКВД  — как головы убитых бандитов, прячущихся в лесах.  Тебе все ясно, бандит?

Тебо все было ясно: живым ему от них не уйти. Достав финку, он ударил главаря. Подоспевший Эгер прыгнул на второго. Помощь верного пса была как нельзя кстати. Но грабители были вооружены, и, не раздумывая, пристрелили и Тебо, и Эгера. Смертельно раненный, уже падая, Тебо успел-таки всадить нож в сердце ряболицего.

ТРИ ЯБЛОКА

Поспели яблоки.

Бийсо и Хаким отправились собирать съедобные растения. Что ни говори, а прокормиться в местах, где много зелени, проще. Добавишь ее к скудной своей пище – хоть какое-то разнообразие.

Хусей вместе со стариком-карачаевцем пасет коров.

Жена Барылбека – Айша дала кусочек сыра и Маро к возвращению Айбийче с работы готовит жидкую мучную похлебку с сыром.

Бийсо и Хаким выставили собранные растения на стол. В ту ночь все легли спать неголодные.

А утром Бийсо не смог встать с постели. Он с трудом открывал глубоко запавшие глаза.

— Келин[8], — подозвал он вечером к себе Айбийче. – Мне недолго уже осталось … Поручаю этих детишек тебе и Аллаху. Сердце мое говорит, что Аслан жив. Во что бы то ни стало постарайся, чтобы мои внуки дожили до его приезда.

Айбийче, которая, согласно обычаю, еще не разговаривала со свекром, молча заплакала.

— Не плачь, доченька, Бог даст, вернется Аслан, жизнь наладится.

Бийсо повернулся к сидящей рядом Маро.

— Мир не видел женщины добрее тебя, — сказал он. – За столько лет совместной жизни ты ни разу не позволила себе перечить мне. А я вовсе не был ангелом. Дай мне свое благословение. И да встретимся мы на том свете с просветленными лицами!

— Не говори так, — возразила Маро. – Никогда я от тебя не слышала обидного слова.

Она принялась вытирать платочком набежавшие слезы.

Проведать Бийсо зашли Барылбек и Айша.

— Друг мой, Барылбек…, — еле слышно прошептал Бийсо.

— Бийсо-бауырым[9], — ответил тот, присаживаясь рядом.

— Если бы не ты, мои внуки умерли бы от голода. Ты всегда делил свой кусок хлеба пополам, — выразил ему благодарность Бийсо.

— Не надо об этом, Бийсо. Лучше попей горячего козьего молочка, кемпир[10]тебе принесла, — сказал Барылбек.

Айша подала ему чашку с молоком,  и Бийсо сделал пару глотков.

Затем подозвал к себе Хусея и Хакима.

— Держитесь, мои мальчики, как бы ни было трудно – держитесь! Слишком рано судьба начала испытывать вас. Я свое прожил. Эх, если бы только перед смертью обнять какой-нибудь валун на родине и сделать глоток воды из речушки в Терсколе! Но все в руках Аллаха, и вы, я верю, еще вернетесь на родину вместе с отцом.

Это были последние слова Бийсо. Он распрямил свои члены и скончался.

Вернувшиеся с кладбища люди увидели  Айбийче и Айшу, рыдающих над мертвым телом Маро.

Несчастья не закончились и на этом. Беда случилась с Хусеем – за три яблока, сорванных со свисавшей за ограду ветки, его забили до смерти. Убийцы положили ему на грудь сорванные им плоды и оставили лежать на улице.

Айбийче осталась одна с единственным сынишкой.

В селении Эрназар была начальная школа. Там не хватало учителя русского языка и комендант переселил Айбийче туда. Это было большой удачей. Но счастье длилось недолго. Узнав, что ее муж – «фашистский шпион», ее уволили с работы.

ШЕРСТЯНЫЕ НОСКИ

Хаким со своей мамой Айбийче живет на окраине села в маленькой лачуге. Если бы не казашка Алия-апа, они вообще остались бы на улице. Балкарцы, живущие в Эрназаре, помогают им кто чем может, но много ли в силах сделать люди, которые сами еле перебиваются?

Айбийче, у которой нет здесь ни одного родственника, приходится очень тяжело.

Кто-то сообщил Айбийче, что ее мать и родной брат Бийберт живы, живут в Кызыл-Кая. В тот же вечер Айбийче пошла умолять жену коменданта, чтобы та упросила мужа дать ей разрешение на выезд к матери.

— Поработаешь месяц у меня дома служанкой – посмотрим! – ответила та.

Делать было нечего, каждый вечер после работы она стала ходить в дом коменданта, выполняла всю работу по дому.

Месяц прошел.

Жена коменданта сказала:

— Свяжи всем нам по паре шерстяных носков. – Она знала, что балкарские женщины большие мастерицы по этой части.

— Где я достану шерсть? – сказала Айбийче и заплакала.

— А вот это – твое дело, бандитка! Хочешь выехать к матери – будь добра, не заставляй меня повторять дважды! – брызжа слюной, закричала комендантша.

Всем обществом переселенцы собрали ей немного шерсти.

С ранней зари до заката Айбийче, не разгибая спины, работала на колхозных полях, а ночью со слипающимися глазами, с кружащейся от голода головой вязала носки. Связала пять пар.

— И платок свой мне отдай! – заявила эта бессовестная женщина, когда Айбийче пришла к ней с носками. Услышав отказ, она сама содрала платок с головы Айбийче.

Затем, удовлетворенно засмеявшись, сказала:

— На, держи!

И бросила разрешение в дорожную пыль.

ФРИДРИХ

Пока Айбийче добиралась до Кызыл-Кая, ее мать Кяба умерла от голода. Бийберт, ветеринарный врач по профессии, постоянно находился на пастбищах. Его семья сама еле перебивалась, из троих детей у них остался в живых только один ребенок.

Айбийче, растратившая все свои небольшие сбережения на переезд, приехала с пустыми руками.

  В Кызыл-Кия была угольная шахта. Некоторые девушки-балкарки устроились работать там. Айбийче присоединилась к ним. Работа была тяжелая и, совершенно изможденная и без того, она вскоре слегла. Помочь ей ждать было неоткуда.

На шахте работали и пленные немецкие солдаты. В первые месяцы, как и переселенцев,  их умирало множество. Но даже их положение было лучше, чем переселенцев.

Пленные ходили на работу самостоятельно, без конвоя. Работали они хорошо.

Детишки переселенцев иногда вместе с местными ребятишками швыряли в них камнями, комьями грязи.

Однажды один пленный протянул обессилевшему от голода Хакиму ломоть хлеба. То же самое повторилось и на второй день. Потом так и повелось: немец ежедневно выделял из своего скудного пайка долю Хакиму.

Это был Фридрих.

Однажды Хаким не пришел. Не было его и на другой день.

Фридрих забеспокоился. Но что он мог поделать?

Хаким не пришел и на  третий день — у него умерла мать.

Фридрих увидел Хакимчика только через неделю.  Мальчик уже еле держался на ногах. На этот раз вместе с хлебом Фридрих дал ему и вырезанную из дерева фигурку крылатой деревянной лошадки. Остановившись, погладил его по завшивевшей головке.

Но однажды немецкие военнопленные сложили свои заступы в кучу, выстроились в колонну и с песней отправились куда-то. Видимо, их освободили.

Хакимчик продолжал ходить к шахте каждый день. А однажды его нашли у шахты мертвого. Широко открыв глаза, он ожидал немецкого друга.

В руках его была деревянная фигурка  лошадки с обломившимся крылом.

ЭПИЛОГ

Шёл 1949 год…

                                                                                   Перевод с балкарского

                                                                                   Хыйсы  Джуртубаева

Солнышко, взойди!

                                 П о в е с т ь для детей

               Друзьям детства, родившимся в Казахстане в

   годы геноцида — п о с в я щ а е т с я.

           Мурат

Мурат маленький  балкарский мальчик.

Он родился в Казахстане.

Заболел Мурат, и его с трудом положили в больницу.

Смотрит мальчик в окошко на улицу – ждет маму.

Приходит мама, грустно улыбается, протягивает Мурату гостинец, обернутый серой бумагой.

Мурат не спешит развернуть сверток, просит:

–        Мама, забери меня домой.

–        Не мучай меня, сынок, – говорит мама устало. – Тебе нельзя

домой: ты еще не выздоровел.

–        Меня тут не любят…

–        Потерпи еще немножко, сынок.

–        Но почему! Почему ты так долго не приходила?

–        С работы не отпускают. И комендант не разрешает выходить из

села…

–        Кто такой «комендант»? Он плохой, да?

Мама тяжело  вздыхает.

–   Он и отцу не разрешает?!

–        Да, мальчик мой, и ему тоже…

 Буран

Больница – самое первое воспоминание Мурата о детстве.

Сегодня он тоже смотрит в окно.

На улице – снежная круговерть. Все из-за сильного ветра – бурана.

Со звоном отломилась ветка тополя, буран швырнул ее в арык.

На дороге появился всадник.

И конь и седок засыпаны снегом, с трудом пробиваются сквозь буран.

 – Ах, если бы это был мой отец…

Но у отца Мурата нет коня. Его скакун остался на Кавказе.

  Красная машина

Кто-то постучал в окно.

Мурат соскочил с кровати, бежит смотреть.

А это Исса!

Он тайком принес Мурату машину.

Ярко-красную и совсем как настоящую!

Вряд ли в целом мире найдется мальчик, счастливее Мурата!

 Горькие слезы

Сегодня с самого утра Мурат ждет маму. Он всегда ждет маму, но сегодня – особенный день: его выписывают из больницы. Доктор сказал об этом еще вчера.

Мурат не отрывается от окна.

В палату входит толстая санитарка. Протягивает оробевшему мальчику стопку одежды.

– Давай одевайся! Там твоя мать пришла.

Мурат торопливо надевает принесенные мамой вещи. Бросается к кровати и приподнимает подушку, чтобы забрать припасенные для друзей пряники и свою красную машину.

Тайник его пуст – ни пряников, ни машины…

Мурат испуганно оборачивается к санитарке и встречает ее неприступный взгляд. Глаза мальчика наполняются слезами, а санитарка берет его за руку и ведет на больничное крыльцо.

Мурат обнимает маму и всхлипывает. Она пытается утешить сына, но всхлипы все чаще, все безнадежней.

Слезы – все горше…

Комендант

Комендант Юдин был законченным мерзавцем. Обликом напоминавший обезьяну, очень сильный физически, Юдин был еще и чрезвычайно жесток. Бывший надзиратель  в одном из лагерей ГУЛАГа,  он вел себя хуже бешеной собаки. Его не любили даже те, кто с ним работал. Он участвовал в операции по переселению с Кавказа чеченцев, и на его совести была смерть не одного чеченского старика, женщины, ребенка. Это был настоящий палач.

Под стать ему была и жена. Она вымогала взятки – деньги, серьги, перчатки —  с переселенцев, которые по болезни или другой причине не могли выйти на работу. Или же у нарушивших комендантский час. Сможешь дать – считай, повезло. Не сможешь – ожидай суда.

Недалеко от Эрназара располагался совхоз «Сахарный завод». Там жил маленький мальчик Алим со своей матерью Салимой.

Однажды Салима от слабости не смогла выйти на работу. Юдин ударами плетки выгнал ее из загона для скота, где она жила, и, сев на лошадь, погнал ее перед собой к своему дому. Там он ее запер в каморку, где хранился уголь. Это была его темница.

Четырнадцатилетний Алим пришел вечером домой и, не найдя дома мать, отправился разыскивать ее по соседям. Ее нигде не было. Не было ее и у сестры. Переселенцы искали ее до утра.

Почтальонша Женя тихонько шепнула им:

— Комендант держит Салиму в темнице.

Возмущенные балкарцы отправились к комендантскому дому. Взломав дверь, они освободили Салиму. А женщины еще и изрядно потрепали попавших под горячую руку жену и дочь коменданта.

Самого Юдина не было дома.

Перед сумерками подростки протянули через дорогу, по которой обычно возвращался комендант, железную проволоку на уровне груди всадника, а сами попрятались на обочине.

Они твердо решили расправиться с ним.

Комендант Юдин наскаку налетел на проволоку, и с криком слетел с лошади. Ребята выскочили из своих укрытий, от души избили его железными прутьями и ушли, уверенные, что комендант мертв.

Другой на его месте умер бы, но Юдин выжил.

Выйдя из больницы, он приказал своим помощникам привезти к нему Алима.

— Назови имена тех, кто сделал это! – требовал он, избивая мальчишку ногами. Но Алим никого не выдал.

Приспешники коменданта-палача кинули мальчика, у которого были разбиты все внутренности, в сарай и ушли. Алим не прожил после этого и трех дней.

В день похорон Алима его друзья опять подкараулили Юдина и избили. Он выжил и на этот раз.

Хотя калекой стал.

А трое молодых ребят отправились в Сибирь.

Комендант прожил после этого недолго. Его жена и дочь, опасаясь возмездия, исчезли из села сразу после похорон.

До самого отъезда на Кавказ ребята-балкарцы ходили на могилу Юдина справлять нужду.

Черные всадники

По селу медленно едут черные всадники. Скликают жителей Эрназара на собрание.

–   Сталин умер, – сказала одна из женщин, идущих к правлению колхоза.

Другая женщина изумилась:

– Как он может умереть?!

– О Аллах, да пусть он в аду свиней пасет! – сказала в сердцах первая.

– Ой, подруга, молчи, не то беду накличешь, – перешла на шепот

вторая.

        Всадники остановились во дворе дома Мурата.

Мать взяла сына на руки и вышла на улицу. Вместе с соседями пошла в сторону правления.

В помещении правления колхоза все было убрано траурной материей. Оркестр играл очень грустную музыку. Все собравшиеся люди рыдали. Кто-то плакал от горя, кто-то от радости.

– Аллах, тысячу раз слава Тебе! – сказал отец Мурата, входя в дом. – Может, теперь мы сможем вернуться на родину!

Гордость

Отец Мурата чинит прохудившуюся изгородь.

Мурат помогает отцу. Он тоже любит работать.

Старательно пытается вбить гвоздь в древесину. Бьет – и со всего маху попадает по пальцу. И плачет. Как тут не заплачешь – такая боль!

– Не плачь, – сказал Мурату отец. – Станешь большим и молоток в руках держать научишься. А пока что – подавай мне гвозди.

Отец Мурата чинит изгородь. Мурат помогает. Мимо идет кузнец Маммак.

– Ай молодец!

Щеки Мурата разгораются от гордости.

Молодец, Мурат!

Мурат учится счету.

Сначала посчитал пальцы на правой руке. Их всего пять, но удержать все в уме нелегко.

Мурат считает не сбиваясь:

– Раз, два, три, четыре, пять!

Затем Мурат переходит к пальцам левой руки:

– Шесть, семь, восемь, девять, десять! Уф-ф…

Тяжелая задача – досчитать до десяти. Но Мурат научился. А кроме счета он знает и названия пальцев: большой, указательный, средний, безымянный, мизинец.

Молодец, Мурат!

Ботинки со шнурками

Мама купила Мурату новые ботинки, со шнурками.

Хорошие ботинки, только вот со шнурками Мурат никак не справится.

– Давай помогу, – предлагает брат.

Предлагает свою помощь и старшая сестра.

– Я сам!  – говорит Мурат упрямо, но сладить со шнурками не может.

– Мурат! – зовет отец. – Ну-ка подойди.

Мурат подходит.

– Эх ты, недотепа, в шнурках запутался, – говорит отец. – Смотри, как

надо… – И показывает несколько раз. – Теперь понял?

– Да, понял.

– Попробуй-ка завяжи сам!

        Долго возился Мурат со шнурками. Он упрямый, но шнурки еще упрямее. Так и не справился. Плачет.

        Эх, недотепа…

Село Эрназар

        Казахское село, в котором живет Мурат, называется Эрназар. Это очень

маленькое село. И дом, где он живет, небольшой. Крыша этого дома – земляная. Во дворе высится тополь.

У Мурата две сестры и брат: Захрат, Мадина и Мухадин. Еще с ними живет двоюродный брат Мурата – Исса. Он сын папиной сестры. Исса – круглый сирота. Ему недавно исполнилось 15 лет, но он уже работает в колхозе трактористом, как взрослый. Мурату он первый друг.

Отец Мурата – столяр. Он может сделать из дерева любую вещь, и даже без единого металлического гвоздя.

Мама Нафисат и старшая сестра Захрат работают на свекольных полях.

Кара-Кемпир

В Эрназаре всего две улицы и два переулка. Мурат без отдыха может пробежать из конца в конец села.

Эрназар – селение казахское, но теперь в нем живут и балкарцы-переселенцы из Ташлы-Тала и Къызгена. Есть в Эрназаре и две украинские семьи. Они живут по соседству с балкарскими, и дети их уже научились говорить по-балкарски.

Таня ровесница Мурата, Витя дружит с Мухадином. У украинских детей есть и младшая сестричка Валя.

Лето в Эрназаре жаркое. Зимой часто бывают бураны, и от этого суровая зима еще холодней.

Село одной стороной выходит к горам.

Холм Кара-Кемпир зимой превращается в снежную горку – любимое место детей для катания на деревянных санках.

Кузнец Маммак

Кузнец Маммак – сын Хаджи-Исмаила. Это высокий, широкоплечий, очень сильный человек. Кроме того что он колхозный кузнец, Маммак – ловкий охотник на змей.

Зимой корм для общественного скота возили из соломенных скирд, стоящих на краю села. В один из студеных дней вместе с несколькими колхозницами за соломой отправили и Маммака.

Недалеко от скирд была вырыта яма, куда сбрасывали околевшую скотину.

Люди, приехавшие за соломой на нескольких санях, вдруг увидели волка. Страшного, голодного волка, который грыз тушу осла.

– Ой-бай! Къаскъыр!1 – закричали женщины и завернули  сани назад.

Кузнец остался один.  Он достал из своих саней вылы и веревку. Волка ловить задумал!

Маммак раздвинул пошире зубья вил и потихоньку стал приближаться к волку. Голодный волк и ухом не повел в сторону кузнеца, продолжая рвать зубами мясо. Но когда Маммак подошел поближе, волчий загривок встал дыбом, глаза его загорелись, он угрожающе зарычал.

Волк и кузнец замерли один против другого. Через мгновение волк прыгнул вперед, но Маммак опередил его, выставив навстречу вилы. Удар пришелся волку в шею. Следующим могучим движением кузнец пригвоздил волка к промерзшей земле.

Волк рычит, извивается, но головы поднять не может.

Тем временем кузнец Маммак стянул волчью пасть своим ремнем. Веревкой связал передние и задние лапы. Потом, осторожно взвалив свирепого волка на плечи, пошел в сторону села.

Толпа сельчан издали приближалась к нему. Впереди всех шел отец кузнеца – Хаджи-Исмаил.

Первым делом, поравнявшись с сыном, он огрел его по спине палкой и, не говоря ни слова, пошел обратно в село.

А кузнецу Маммаку за пойманного волка колхоз подарил барашка.

Саксаул

На улице холодно и ветрено.

Лучше посидеть дома. А что за окном? Раскачиваются деревья, каркают на ветвях вороны. Старый казах проехал на ишаке. Исса заготавливает дрова из саксаула. Это дерево не рубят – слишком крепкое, а ломают тыльной стороной топора.

Мурат одевается потеплей и выходит во двор.

Холодно. Ветрено. Пыльно.

Дым, выходящий из печной трубы, мгновенно рассеивается ветром.

На крыше вертится флюгер, сделанный Иссой. Вертится, как волчок.

– Сынок, иди домой, – зовет Нафисат, мама Мурата. – Иди, а то простынешь!

Мурат входит в дом.

– О-ох, у-ух! – укладывает полено перед печью.

Как камень тяжел саксаул.

Пруд

Лето в Эрназаре жаркое. Солнце чуть взошло – начинает припекать.

И сегодня, как обычно, Мурат с друзьями пойдет купаться.У

Мамма и Рамазан живут по соседству с Муратом. Все трое выходят из дому одновременно.

По пути к ним присоединяется Какули.

Вышли на дорогу, а дорожная пыль горяча и жжет ноги так, что стоять просто невозможно. И медленно идти нельзя – только бегом. К краю села, к пруду!

Где и быть летом мальчишкам, как не у пруда!

Хамида

Хамиде, наверное, лет сто. Она – бабушка Маммы, лучшего друга Мурата.

Хамида очень любит детей. Соберет их вокруг себя, разыгравшихся, шумных, и начинает рассказывать о Кавказе.

– На Кавказе вода – как щербет, а камни – сплошное золото, – так обычно начинается ее рассказ. – Ягоды там, что твой кулачок, а из каждого цветка можно выжать ложку меда. Кавказ, милые мои, – это двери рая!

– А когда мы вернемся на Кавказ? – спрашивает один из мальчиков.

– Даст Аллах, скоро! – убеждает Хамида.

Радость на лицах маленьких балкарчат.

Вареная свекла

Сегодня Назир обрабатывает свекольное поле. К нему ватагой пришли балкарские ребятишки.

Увидев их, Назир остановил свой трактор. Взял несколько свекольных корней, нарезал их дольками и бросил в кипящий радиатор. Через минуту свекла готова. Назир достает свекольные  дольки кончиком ножа.

Угощайтесь!

Свекла была сладкая, как мед.

Крыса

Исса на своем тракторе приехал домой пообедать. После обеда к нему подошел Мурат.

– И я с тобой хочу поехать!  – сказал заранее упрямо.

– Что ж, едем, если хочешь.

Исса вспахивал поле возле холма Кара-Кемпир. Трактор обволакивала поднятая пыль, а вокруг кружились вороны.

– Крыса! – крикнул вдруг Мурат.

Исса спрыгнул с трактора и побежал за крысой. Поймал ее, затем нашел и воткнул в землю палочку. Крысу привязал к палочке шпагатом.

Вороны набросились на крысу, как только Исса отошел в сторону.

– И все-таки зря я это сделал, – сказал Исса, уже сев в трактор.

– Смотри, смотри, – крикнул Мурат, – крыса убегает!

Они радовались,  что крыса убегает. А спасительная  для нее скирда соломы была уже совсем близко.

Красные яблоки

Мухаммат – старший брат Муссы.

Он живет в соседнем с Эрназаром селе, совхозе имени Ленина.

Его внук Хийса — ровесник Мурата. Мурат с отцом иногда  ходят к ним в гости.

— А давай пойдем в гости к Мухаммату, — предложил однажды Мурат Мамме. – У них и сад есть.

— Тогда пойдем, — согласился Мамма.

Они решили идти не по дороге, так было слишком далеко, а через поля. Среди высокой густой кукурузы они очень скоро заблудились. Еле выбравшись оттуда, зашагали через свекольное поле. Здесь идти было легче, но путь им преградил широкий канал с водой.

Мамма начал быстро раздеваться. Мурат последовал его примеру. Подняв одной рукой одежду над головой, а другой держась друг за друга, они осторожно перешли через канал.

Первым они увидели играющего во дворе Хийсу. На шум детских голосов из калитки, ведущей в сад, выглянул Мухаммат. В руках у него были красные спелые яблоки. Он обнял мальчишек и протянул им по большому яблоку.

— Сами добрались? – недовольно спросил он у мальчишек.

— Да, — ответил Мурат.

— Ах вы, щенки негодные! – воскликнул Мухаммат и начал отчитывать их. Но ругань его больше была похожа на ласку.

Вечером Мухаммат собрал для детишек яблок, а отец Хийсы – Рамазан отвез их в Эрназар на мотоцикле!

Земляника

Украинский старик Апанас любит посидеть в тени дерева и покурить трубку.

Дети побаиваются сурового старика, чья борода доходит до пояса.

Он – дедушка Вити, Тани и Вали.

У жены Апанаса – бабки Маруси – есть земляничная грядка. Мамма и Мурат знают об этом; знают, что огород защищен колючей изгородью; знают, что хозяйка огорода сварлива и зла.

В огород все-таки пролезли, но злая ведьма тут как тут. Раскричалась, размахалась тяпкой. Мальчишки – наутек.

Потом, отдышавшись, обнаружили, что у Маммы порвана рубаха, а у Мурата брюки.  Как теперь покажешься дома?

– Где ты был? Почему так поздно? – встретила Мурата мама.

Мурат молчит, повесив голову.

– Почему снова порвал брюки? Вчера их только залатала!

Мурат не знает, что ответить.

– Ладно, помой лицо и руки и садись ужинать. Я тебе  бушто[11]

приготовила.

Ожидание

Родители Мурата собираются в Алма-Ату. Они хотят заехать и в

Чемолган – там живет брат отца Мухай вместе  с сестрами Напи и Фатимат.

Отец, выходя из дому, сказал Мурату:

– Будешь хорошим, будешь слушаться сестренку, – куплю тебе велосипед.

Мурат согласно кивнул головой.

Ждет родителей Мурат.

Как долго их нет!

Когда же они  приедут?!

Велосипед

Мурата разбудили солнечные лучи. Проснулся он и вспомнил сон, что

снился этой ночью: Мурат сел на крылатого жеребенка, а тот поднял его к  самим звездам.

Протер глаза Мурат и встал с постели. Надел брюки на лямках и

рубашку без рукавов, стал искать тапочки – и вдруг! – увидел  прислоненный к кровати двухколесный велосипед.

Ослепительно блестел на солнце никелированный звонок, но Мурат

боялся зажмурить глаза, ему казалось, что если он это сделает – велосипед исчезнет. Он тихонько подошел к сверкающему чуду и  нежно, как ослика по спине, погладил его.

А вдруг это все-таки сон?! И Мурат торопливо потянулся к звонку.

Нет, это был не сон! Отец и мать стояли на пороге и, улыбаясь, смотрели

 на сына. Мурат самозабвенно тренькал звонком.

Не будь жадным, Мурат!

Мурату, как и всякому мальчику, иногда приходилось падать. Он и с

лошади падал, и с ишака. Но тогда  не было так больно, как сейчас: он упал с велосипеда.

Нет, ему и раньше приходилось плакать. К примеру,  сбросил его

однажды со спины разъяренный баран. Да что о том говорить, забудем! Ведь все так хорошо!

В Эрназаре велосипед есть только у Мурата. Мурат едет, а дети стайкой бегут за ним. Кому-то очень хочется прокатиться  самому. Кто-то рад уже и тому, что может подтолкнуть велосипедиста, держась за кожаное седло.

       Прокатиться Мурат не дает никому. Ему и конфеты предлагают за это, и калачи, и разные игрушки, но Мурат – ни в какую.

Не будь жадным, Мурат!

Самолет

Мурат лежит на траве, а трава растет на крыше, потому что крыша –

земляная. В густой траве поют кузнечики, трудятся муравьи. Над всем этим летают бабочки.

Мурат смотрит на проплывающие высоко в небе облака. Вот  это облако похоже на волка, а это – на орла.

– Кто сильнее – волк или орел, – думает Мурат. – Кто победит, если они будут драться? Орел?.. или волк?..

В это время оба облака   слились и превратились в  сказочную стеклянную башню.

А вот – облако-слон. А то – похоже на верблюда. А это –  на жеребенка…

Из-за облаков вылетел самолет. За ним тянулся хвост дыма,  напоминающий сизую пряжу из шерсти.

– Я буду летчиком! – сказал Мурат.

Я – летчик!

– Я буду летчиком, – сказал Мурат Иссе.

–  Тогда тебе нужен самолет, – ответил Исса.

– Да, мне нужен самолет!

Исса сделал из деревянных планок самолет и подарил его  Мурату. Ах, как он был красив, этот самолет!

– Вот теперь ты летчик! – сказал Исса.

– Да, теперь я летчик! – И Мурат, подражая  мотору – «у-у-у», – вылетел на улицу.

Друзья

В магазин привезли велосипеды. И у Маммы есть теперь свой велосипед, и у  Рамазана есть, и у Коли.

Настоящее имя Коли – Огурлу, но все его называют, как давно уже привыкли. Коля живет в верхней части села. Не успеет солнце взойти, а он уже  на своем велосипеде  подкатывает к двору Рамазана. Потом к ним присоединяются Мурат и Мамма.

Как сойдутся друзья-велосипедисты, так до вечера домой  их не жди.

Сторож Зикир

По дороге  в Талапты* построили  хлев. Сторожит его  Зикир – старый балкарец. Сторож  сделал себе лежанку, из  досок, сверху —  слой соломы.

Ибрахим, Ахмат, Мухадин, Витя, Масхут – ровесники. Всегда – вместе, а Мурата и его друзей в свою компанию не принимают, считают малышей.

Однажды Мурат увязался за Мухадином, старшим братом:

– И я с тобой! А не возьмешь, матери скажу!

Мухадин нехотя согласился.

И вот пятеро друга лезут через изгородь. О Мурате никто не вспомнил. Пришлось ему лезть через изгородь самому.

Друзья уже взобрались на лежанку сторожа, а Мурат хоть и старается изо всех сил – подняться не может. Подняли и его.

– Зикир, Зикир! – крикнул кто-то из пацанов, заметив сторожа. – Бежим, а то побьет!

Все пятеро бросились врассыпную.

Мурат кое-как спустился с лежанки, побежал к изгороди, но в это время сзади  просвистела палка и угодила ему в ногу.

Это Зикир бросил свою палку, чтобы напугать Мурата.

– Вставай, мальчик. Не бойся, я не буду тебя бить. Не надо плакать. Смотри, в штаны

напустил. Разве можно так пугаться?

Нога у Мурата оказалась сломанной. Старый Зикир сокрушался, корил себя, не зная, что делать.

Поблизости оказался Осман, искавший своего коня. Он взял Мурата на руки и понес его домой.

____________

* Село в Казахстане.

Костоправ

Хамит – старый друг Муссы.

Иссе пришлось ходить за ним в соседнее село.  Хамит  вправляет вывихи, лечит переломы костей. Пришел он и к Мурату.  Перевязал ему ногу, повязкой, вымоченной в соленой воде и наложил шины из реек.

Лежит Мурат в постели, скучает. Мамма, Рамазан и Коля проведывают его, но все равно – болеть скучно. Мурат смотрит в окошко на играющих детей и вздыхает:

– И почему нога так долго не заживает?

Хуже всего то, что он не может сейчас кататься на своем велосипеде. Но Исса придумал кое-что. Он  прикрепил велосипедный звонок к спинке кровати, и Мурату уже не так скучно. Стоит протянуть руку – и в комнате веселый звон.

Пень тополя

– Зажила твоя нога, – сказал Мурату отец, –  Хватит ползать, можешь встать. Исса попытался  приподнять Мурата, но мальчик боится встать. А вдруг упадет! Он передвигается ползком! Зашел к Мурату Мамма.

– Если бы ты встал, Мурат, мы бы пошли и набрали жейде.1 Из-за тебя и я не хожу за ягодами.

– Почему из-за меня?

– Ты не идешь – и я не иду. Чего тут непонятного?

Мурат призадумался. Потом дополз до торчавшего из  земли тополевого пня. Опершись о пень, медленно встал на одну ногу.

– Теперь  поставь на землю другую ногу, —  обрадовано сказал  Мамма.

Мурат медленно выпрямил больную ногу.

– Не болит ведь?

– Не-ет, не болит…

– Сделай шаг!

Взмок весь Мурат. Шаг, другой – и он побежал!

Концерт

Нашел Мурат на дороге ржавый гвоздь.

– Это может пригодиться отцу, — сказал он и положил гвоздь в карман.

Пошел дальше и нашел сломанный нож.

– И это пригодится отцу.

Потом он нашел отломанный от вил зуб.

– Ничего, тоже пригодится.

Наконец Мурат нашел кусок проволоки, свернутой в моток. Эта находка порадовала его особенно.

– Это обязательно понадобится отцу, – сказал Мурат и побежал домой. Находки побрякивали в оттопыренном кармане.

Прибежал Мурат домой, взял  отцовские инструменты и принялся мастерить – ни много ни мало —  скрипку!

Долго возился Мурат. Сначала  прищемил мизинец, потом  вогнал занозу в средний палец, наконец, промахнувшись, ударил молотком по больному пальцу. Но скрипку все-таки сделал, со струнами из проволоки.

Позвал Сюйдюм.

– Я буду давать концерт, – сказал важно, а ты к тому времени собери всех мальчиков и девочек на поляне за домом Хамиды. И не забудь позвать Валю.

– Хорошо, – сказала Сюйдюм и побежала.

Когда все собрались, Мурат объявил  начало концерта и  стал играть на своей скрипке. Дети, кто сидя, кто стоя, смотрели на него во все глаза.

Скрипка не издавала никаких звуков, но Мурату  слышалась удивительная мелодия. Он покачивался на волнах этой мелодии, как  листик в реке.

Первыми покинули концерт Рамазан и Мамма. За ними потянулся Маула. Но когда ушла Валя, Мурат обиделся.  Опустил руку со смычком и сказал, обращаясь к  оставшимся ребятам:

– Уходите и вы!

Камгут

Его настоящее имя – Башир. Но женщины зовут его Камгутом, т.е. грозным. Живет он в селении Эмбек. Башир на своем мотоцикле появляется внезапно, словно пыльный степной ветер.

Все боятся Башира с металлическими зубами. В селе  им пугают детей. Сам Башир, встретив какого-нибудь мальчишку, щелкнет зубами и рявкнет:

– Съесть твое ухо?!

Когда же дети жалуются своим матерям на Башира, они только руками разводят.

– Мы и сами побаиваемся этого чудовища.

А недавно поймал он Ибрагима и Мухадина, привязал их друг к другу лямками от штанов и бросил на дороге.  Мальчишек подобрал Шам, ехавший на телеге из Эмбека в Эрназар. Вот такие шутки у Башира. А  мужчины про него говорят:

– Башир – хороший парень. Просто озорничать любит.

Да, он просто притворяется злым, и все знают – почему.

Итлух

Живет в селе человек по имени Итлух. Он хоть из спецпереселенцев  –  порядочный негодяй. А как стал бригадиром, и вовсе от него не стало жизни.

Пасут балкарские пацаны скотину на  бросовых землях, – Итлух тут как тут.

– Гоните прочь свою худобу, не то свекольное поле потравят.

Мальчишки всегда настороже. Стоит какой-нибудь овечке ступить на свекольное поле, Итлух как из под земли вырастает. Пастухи спасаются бегством, а  бригадир спешит за ними и иногда ему удается достать кнутом того или иного. Дети обычно бегут вглубь поля, где вызревает свекла, зная, что Итлух на своем коне туда на поскачет.

Расходившись, Итлух ругается, срывается в крик, а  мальчишки хором передразнивают его.

И это горец!

Волки

Хаджи-Исмаил хоть и старик – очень крепок с виду и  удивительно трудолюбив. Он дед Рамазана, Маулы и Мурата. Мальчишки  зовут его Ажа.

Каждый день Хаджи-Исмаил гонит на водопой стадо коров. Вода течет из трубы неподалеку от колхозной фермы.

– Ажа, можно и мне с тобой? – спросил однажды Мурат, увидев как дед выводит из хлева корову.

Хаджи-Исмаил кивнул и посадил внука на ослика.

– Коровы сами знают дорогу, ты же просто поезжай вслед. Как напьются,  пригонишь обратно, – и Хаджи-Исмаил ушел в дом.

И вот, дав коровам как следует попить, Мурат вывел их на дорогу. Но когда ферма была уже далеко позади, как-то странно повел себя ослик. Вдруг весь  затрепетал и остановился. Коровы пошли дальше, и воздух, выдыхаемый ими, превращался в белые клубы.

Мурат забеспокоился. Вдруг на заснеженном склоне Кара-Кемпира он увидел собак. На самом деле это были волки.

Ослик поднялся на дыбки и сбросил Мурата. Тот, сидя на снегу, заметил только стремительно удалявшиеся копыта.

На ферме тоже увидели волков и дали несколько выстрелов в воздух…

Мурат добрался до села весь в поту. Навстречу шел дед, ведущий в поводу сбежавшего ослика.

Сад

У Хаджи-Исмаила есть сад. Там и яблони, и сливы там, и вишни…

И соседские ребятишки частенько бывают там. Хаджи-Исмаил никого не оставит без гостинца. Сегодня он угощает их яблоками и  сливами.

– Мне бы – грушу… – говорит Мурат.

– Будет тебе и груша, – улыбается Хаджи-Исмаил. – Еще не поспели.

Мурат зашел к деду через неделю. Смотрит, а дед рубит свои плодовые деревья. Рубит, сняв шапку.

– Ажа, зачем ты это делаешь? – спрашивает потрясенно Мурат.

Ажа – в ярости.

– Чтобы Бог их наказал! Где это видано, чтобы за  дерево платить налог?!

Карандаш

Исса подарил Мурату  карандаш, а Мухадин дал ему листок бумаги в клетку.

Что бы такое порисовать? Дом, конечно!

Сначала Мурат нарисовал двери, потом – стены. Нарисовал три окна и уже  потом – крышу и печную трубу.

Из окна смотрит котенок. На крыше флюгер вертится. Даже бабушку у прялки смог нарисовать Мурат. Нарисовал дерево, увешенное красными яблоками, с птицами на ветвях.

А вот в высоком голубом небе – солнце. От него во все стороны расходятся лучи.

Подумал Мурат и нарисовал тучи. Из туч пошел дождик.

И горы он нарисовал.

   –Горы Кавказа! – уточняет он вслух.

  И дорогу нарисовал.

  – По этой дороге я пойду на Кавказ!

Охотник Тулеген

Живет в селе охотник Тулеген. Настоящий охотник, у него четыре охотничьих собаки и дрессированный беркут.

Когда Тулеген со своими собаками идет на охоту, все село  провожает его восхищенными взглядами. А его беркут вызывает зависть у всех охотников округи, и ближних и дальних. Такой умный, сильный беркут.

Тулеген часто охотится на волков. За каждого добытого волка он получает денежную премию.

И на лисиц охотится Тулеген. У него даже шапка из лисьей шкуры.

А на голове у ловчего беркута – кожаный колпачок, прикрывающий глаза. Как только Тулеген заметит на охоте волка или лису, барсука или зайца, он снимает с беркута колпак, а дальше – дело его пернатого помощника.

Он взмывает в воздух. Высмотрев волка, широкими взмахами крыльев набирает скорость, затем стремительно падает вниз. Удар лапами и клювом – и огромный волк повержен.

Вот такой у Тулегена беркут!

Кино

Кино в Эрназаре обычно крутят в конюшне.

В этот раз привезли знаменитый кинофильм «Чапаев». Мамма и Мурат тоже пришли посмотреть, но киномеханик Азрет не пустил их:

– У вас денег нет, – сказал он и прогнал друзей.

Но мальчики далеко не ушли. Как только в помещении погас свет, им все-таки удалось прошмыгнуть внутрь.

А Чапаев, размахивая шашкой, уже несется впереди своей конницы. Бурка развивается за спиной,  словно крылья. Белые бегут от славного командира, летящего как орел! Анка строчит из пулемета!

Победили красные белых!

Но – раненый Чапаев так и не переплыл реку, погиб. Грустно закончилось кино, но зрители выходили в восхищении. Еще бы! Ведь красный командир отдал жизнь за равенство и свободу.

Мальчишки, жившие на чужбине, все-таки узнают смысл этих слов. Равенство и  Свобода! Узнают через года…

Барсук

Кузнец Маммак принес живого барсука. Поймал его на покосе. Догоняя барсука, Маммак поранил ногу об острый стебель и ходит теперь с повязкой.

А злого барсука посадили на цепь.

Когда поблизости нет взрослых, дети дразнят барсука длинной палкой.

Смотрят дети, как злится барсук, и весело им,  и отчего-то стыдно. Оттого, что чувствуют – нехорошо поступают.

Радуга

Очень жаркий день. Раскаленный воздух неподвижен.

Даже вечно шумливые дети притихли и разбежались по домам.

Старики  приносят жертву – зарезали у реки бычка. Просят небо, чтобы пошел дождь.

Все село собралось у реки. Конечно же прибежали и ребятишки, увешали разноцветными ленточками лягушку и пустили ее в воду. Потом весело играли, войдя в реку – обливали друг друга. Смех, брызги!..

Внезапно небо потемнело. Набежали тучи, ударил гром – и полился дождь!

Долго шел дождь, наконец небо прояснилось. Тучи уползли в сторону гор.

И засияла радуга!

– Если девочка перескочит радугу,  то мальчиком станет1,а если мальчик перескачет радугу, то девочкой станет, – сказал один старик. Но никому из ребят не захотелось прыгать через радугу. Так и остались  девочками – девочками, а мальчики – мальчиками.

Качели

Мама Зухры работает продавщицей в сельском магазине. Зухра всегда красиво одета и всегда что-нибудь ест – конфеты, пряники, калачи…

Как-то не выдержал Асхатик и попросил:

– Дай мне конфету.

– Не дам! – ответила Зухра.

– Но почему?

– Потому что у меня осталась только одна конфета.

– Не обманывай! У самой, наверное, полный карман конфет.

– Да, полный! Но все равно не дам! – и с конфетой во рту села на качели.

Всех девочек раскачивают на качелях мальчики, но ни один из них не хочет раскачивать Зухру.

Верблюд

Из жайлау Аманбай вернулся домой на верблюде.

Остановился перед домом и сказал: «Чох-чох!» Верблюд послушно подогнул ноги и лег на землю. Аманбай спешился, и его тут же окружили балкарские мальчишки.

– Посади нас на верблюда, Аманбай, посади!

– Верблюд устал, – сказал Аманбай. – Пускай отдыхает.

Верблюд лежил себе, жует жвачку, смотрит, как хозяин заходит в дом – тоже отдыхать.

Пообедав, Аманбай вышел во двор. Усадил мальчишек на верблюда и повел его на водопой, придерживая за веревку, привязанную к шее.

Мальчишки были рады без меры.

Так они доехали до стоящей неподалеку  мельницы грузина. Аманбай положил верблюда на землю и помог мальчикам с него сойти.

Верблюд долго и не спеша пил чистую, подобную родниковой, воду.

Возвращались мальчишки назад снова верхом. Старый Аманбай стал кормить верблюда грубым, колючим сеном. Тут один казахский мальчик начал верблюда дразнить:

– Тюе — жаман, бота — сылыу! Тюе — жаман, бота сылыу!1

– Не дразни, – говорили ему друзья.

– Тюе — жаман, бота — сылыу! Тюе — жаман, бота — сылыу!

Рассерженный верблюд повернул голову и плюнул в забияку. Тот заплакал. А вокруг стоял смех.

«Абреки»

— Мои доблестные абреки, завтра будем играть в «колышки», — сказал однажды вечером Ахмат. Он был предводителем 9-10-летних «абреков» и пользовался у них непререкаемым авторитетом. Рядом с ним стоял его верный «оруженосец» Маула.

— Ура! – хором закричали «абреки».

— А теперь – по домам!

Мальчишки явились на следующий день с кольями — кто сколько смог добыть. Они были остро заточены с одного края.

На влажной мокрой земле Ахмат очертил круг. Затем, выйдя за круг,  сильно размахнувшись, он воткнул свой колышек в его центр. Игра началась.

Цель игры состояла в том, чтобы воткнуть свой колышек максимально близко к уже торчащему колышку – чтобы свой воткнулся, а торчащий — повалился. Упавший колышек переходил к победителю.

Первым начал игру Ибрагим. Но ему не удалось повалить колышек Ахмата. Неудачной оказалась и попытка Мухадина. То же повторилось с Махмудом. Очередь был за Витей. Решив, что колышек Ахмата торчит слишком крепко, он прицелился к колышку Ибрагима и повалил его…

Разгоряченные мальчишки вошли в азарт и играли, не обращая внимания на ноющие мышцы.

Но им пришлось прервать игру: они увидели, что по направлению к ним, отчаянно скуля, мчится щенок, преследуемый известным своей драчливостью петухом Маммы. Завидев огромного забияку, ребятишки с криком бросились врассыпную. Но сегодня петуху было не до мальчиков.

Щенок бросился в сарай и забился в угол, продолжая скулить. Дальше бежать было некуда, и петух налетел на него, как ястреб.

С большим трудом, вилами, петуха отогнал Осман, выскочивший на визг терзаемой собаки.

Ахмат чувствовал себя неловко. Мало того, что убегавший от петуха щенок принадлежал ему. Все еще увидели, что знаменитый предводитель «абреков» позорно улепетывал от петуха.

Он собрал «абреков» вокруг себя.

— Мы должны уничтожить этого озверевшего фашиста! Скажите, кого из нас он не обидел? Да что – мы, он чуть не оставил без глаза старую Канитат! Дальше терпеть это нельзя! – произнес речь Ахмат.

— Нельзя! – хором поддержали «абреки».

— Смерть фашистскому петуху! – закричал Ахмат.

— Смерть! Смерть!

— А почему вы называете петуха фашистским?  Он ведь красный! – набравшись смелости, спросил Рамазан.

— Когда ты драпал от него, ты не думал, красный он или нет! – сказал Мухадин с издевкой.

— Вы побежали, и я побежал, — ответил Рамазан.

— Ну уж нет, все видели, что ты бежал впереди всех! – сказал Махмут.

— Кто за то, чтобы уничтожить петуха-фашиста, поднимите руки! – сказал Ахмат.

Все подняли руки. Нехотя, но все же поднял руку и Мамма.

— Мамма, ведь это ваш петух? – спросил Ахмат.

— Да, наш.

— Тогда почему ты от него убегал?

— Он и меня клюет.

— Слышали, абреки?! Этот фашист не признает даже своего хозяина! – воскликнул Ахмат, поворачиваясь к «абрекам».

— Смерть! Смерть! Смерть!

— Сегодня уже поздно. Завтра, рано утром, всем явиться сюда со своими луками! – приказал предводитель абреков. – А ты, Маула, отнеси выигранные мной колышки к нам, пусть мать затопит печку!

Месть

Петух Маммы был ничуть не меньше индюка.

Не было в селе мальчишки, который не мечтал бы расправиться с ним.

Около полудня Ахмат, засунув пальцы в рот, издал пронзительный свист, и мальчики собрались за домом Хамиды.

Ахмат протянул Мамме красную рубашку.

— На, натяни ее поверх своей.

— Зачем? – удивился Мамма.

— Чтобы петуха раззадорить.

— Зачем?

— Ты наденешь эту рубашку, раздразнишь петуха, а когда он погонится за тобой, прибежишь сюда. А тут мы его пристрелим из луков. Понятно?

— Да. А если петух догонит меня?

— А ты не дай ему себя догнать!

— Ты бегаешь быстрее всех нас, — сказал Ибрагим, — куда ему тебя догнать!

После такого комплимента Мамме деваться было некуда.

На него напялили красную рубашку, и он тайком пробрался к себе в огород.

Курицы возились в навозной куче.

Петух, увидев Мамму, немедля ринулся на него. Но, поняв, что ему за мальчиком не угнаться, сразу же повернул назад.

Запыхавшийся Мамма обнаружил, что за ним никто не гонится, только тогда, когда подбежал к друзьям.

— Ты не беги так быстро, — посоветовал ему Витя. – Петух видит, что ему не догнать тебя, и не преследует. Беги помедленнее.

— Попробуй сам, — ответил Мамма. – А мы посмотрим, как ты медленно будешь бежать!

— Зря ты сердишься. Если бы я мог бегать, как ты, твой петух-фашист не клевал бы меня всякий раз.

Деваться было некуда, Мамма опять поплелся в огород.

На этот раз петух едва не догнал его.

«Абреки» выпустили свои стрелы, но петух нисколько не пострадал. Лучше всех стрелял Мухадин, но и его стрела ударилась о крыло петуха и отскочила, не причинив никакого вреда.

Дело складывалось не так, как ожидали ребята.

Разозленный Ибрагим запустил в петуха глиняным комком. Бросок был так удачен, что петух подпрыгнул, шмякнулся оземь и задергал ногами. Судя по всему, он был при последнем издыхании.

Подбежавший Ахмат перерезал ему горло.

Прихватив мертвого драчуна, мальчики бегом отправились на заброшенную птицеферму ниже села.

С грехом пополам ощипав и опалив петуха, мальчики нанизали его на деревянный колышек и поджарили на углях.

Мамма есть отказался.

— Если он не поест, то расскажет все матери, — сказал один из мальчиков.

— Никому я не скажу! – обиделся Мамма.

 — А вдруг нечаянно проговоришься? На, ешь!

Нехотя, давясь, Мамма съел маленький кусочек.

Собаколовы

Пастух Мусса  пас колхозных овец.

У него был большой белый пес. Овец он пас лучше, чем человек. Волки опасались нападать на стадо, охраняемое им.

Мусса спустился в село сменить одежду.

Конакбий и Хажибий, соскучившиеся по отцу, выбежали ему навстречу. Вытащив из башлыка, Мусса подал им по моточку каймака.  Каймак был намотан на маленькие деревянные рогатинки.

 Едва ли не больше, чем отцу, ребятишки обрадовались огромному, как телок, псу.

Во двор забежали запыхавшиеся мальчишки.

— Мусса! Мусса! По селу ходят собаколовы, привяжи своего пса! – закричали они.

— Албарс! Албарс! – начал звать своего пса Мусса.

В это время раздался выстрел и послышался отчаянный собачий визг. Схватив свой пастуший посох, Мусса выскочил на улицу. Невдалеке двое бородатых мужчин пытались загрузить на телегу тело мертвого Албарса. Подбежав к ним, Мусса обрушил на их затылки свой посох, повалив их на землю.

Не удержи его подоспевшие люди, этот могучий человек, без сомнения, убил бы их обоих.

Собаколовы лежали на земле, боясь подняться.

Они рискнули встать на ноги только тогда, когда собралось большая толпа.

— Из-за какого-то пса ты чуть не угробил этих бедолаг, — сказал кто-то из стоящих мужчин.

— Это для тебя он – пес, а для меня это был друг! Причем стоящий десятерых таких, как ты! – набросился на него Мусса. Сейчас его задевать не стоило!

Взвалив тушу собаки на спину, Мусса пошел к себе во двор.

Пес еще был жив.

Гладя его лохматую голову, Мусса вспоминал, как однажды зимой Албарс спас его от смерти.

Холодной зимней ночью они поднимались из села в горы, когда на них напало два волка. И хоть бы ружьишко какое было! Но кто тогда разрешал переселенцу иметь ружье?! Пастушья палка – слабое оружие против волка. Оставался только самодельный балкарский нож.

Оба волка набросились на Албарса.

Мусса не растерялся и ударил одного из волков ножом в загривок. Тот, оставив пса, накинулся на него. Мусса был сильным человеком, да и овечий тулуп хорошо защищал от волчьих зубов и когтей. Но неизвестно, чем бы все кончилось, не подоспей ему на помощь Албарс, прикончивший своего волка. Недолго мешкая, он расправился и со вторым зверем.

К счастью, до коша было уже недалеко. Мусса смог добраться до стойбища, где товарищи быстро обмыли и перевязали его раны…

Албарс скончался. Местная ребятня, собравшаяся во дворе, сильно горевала.

Выкопав на краю огорода могилу, Мусса похоронил Албарса и в тот же день ушел обратно в горы.

Лагман

В Эрназар из Китая переехали уйгуры.

Язык уйгуров похож на балкарский. Казахи говорят на казахском, уйгуры на уйгурском, балкарцы – на балкарском языке, но все очень хорошо понимают друг друга.

Уйгуры выращивают такие особые тыквы с ручками, а тыквы эти растут, обвивая плетень, словно хмель. Перед приготовлением они разрезают тыкву так, что из нее получаются и тарелки, и ковши, и прочая кухонная утварь. В ней очень удобно держать разную крупу.

А еще уйгуры ловят перепелок и готовят из них очень вкусные блюда.

Как-то Мурата пригласили в гости два брата – Хасан и Хусей. Они уйгуры. Их мама посадила гостя за стол и, как и остальным, положила ему в тыквенную тарелку лагман.

Уйгурские мальчишки ели лагман с помощью гладких палочек. Мурат так не умел, и ему дали ложку.

Лагман был так наперчен, что у Мурата загорелось во рту, а на глазах выступили слезы.

Хасан и Хусей покатились со смеху, глядя на ничего не понимающего Мурата.

На Кавказ!

Открылась дорога на Кавказ!

Первыми из Эрназара уезжали ташлы-талинцы. Их провожало все село.

– Дай вам Бог доброго пути! – говорили на прощание казахи.

– Чтобы до Кавказа добрались в добром здравии! – говорили кызгенцы.

Друг Мурата – Какули и его старший брат Масхут тоже уезжали в Балкарию.

И кызгенцы стали собираться в дорогу. Продавали задешево свои дома. Очень немногое, что было нажито здесь, было уложено в узлы и чемоданы.

1958 год. Весна.

Поезд, украшенный транспарантами и плакатами, вот-вот тронется из Алма-Аты на Кавказ. На родину! В Балкарию! К родному Эльбрусу!

На перроне веселье: песни, танцы…

Прощай, добрый Казахстан!

Солнышко, взойди!

                           Перевод с карачаево-балкарского

                                                                     Ладомира Местича